Детский сад

(Глава первой части книги Александра Зохрэ
"Жизнь на Овалоне")

Утром я проснулся с песней птиц и трелей каких-то насекомых. Стена на балкон была открыта, и там, на фоне зеленой листвы, виднелась нагая фигура Кайры. Девушка нежилась на едва заметном, свежем ветерке, в лазурных лучиках солнечного света, пробивающихся через зеленные кроны деревьев. Ее упругие черные волосы были полностью распущены, мягкими волнами спадая прямо на плечи. Я только сейчас заметил, что ее силуэт на фоне света поразительно напоминает мне Ланну. И от этих мыслей почему-то печально сжалось сердце.
«Неужели наша любовь, дружба, доверие друг другу не были настоящими? Неужели для Ланны я просто живой научный экспонат, которого она хитроумно заманила в свой мир на обозрение соплеменникам?» - гнал я от себя эти тяжелые мысли.
Мне почему-то вспомнилась мама. И я вдруг остро почувствовал боль и тоску. Где она теперь? Одна. Далеко-далеко от меня. Старая, больная, не ведающая ничего. И я подумал, что она, возможно, уже не жива. Или не будет жива к моменту моего возвращения.
Я пытался вспомнить все, что когда-то запоем читал в детстве о космических полетах будущего. О световых скоростях. О замедлении времени и парадоксе Эйнштейна. И я с ужасом понял, что даже не знаю, сколько времени прошло на Земле, пока мы летели сюда. Ведь триста шестьдесят четыре световых года - это очень и очень далеко.
Я не физик и ничего не знаю о полетах с большой скоростью. Но я часто читал в газетах и видел в фантастических фильмах, что превысить скорость света невозможно. И когда корабль несется через вечность со световой скоростью, время на его борту, по теории Эйнштейна, очень сильно замедляется. Например, на борту пройдут месяцы, а на Земле долгие столетия.
Я совсем загнал себя в тупик этими жуткими вычислениями. Я вскочил в чем спал, нагишом и с испуганным воплем бросился на балкон к девушке.
Кайра вздрогнула и резко обернулась от моего почти не человеческого вопля. Вся ее хрупкая фигурка напряглась, молниеносно приняв жесткую оборонительную позу. Это было очень похоже на наше Земное каратэ или Кунг Фу. Казалось, еще мгновение, и тело девочки, как пружина расправится, сокрушая мои кости страшным и молниеносным ударом. Но в тот миг я не обратил на эту очевидную угрозу внимание.
Длиннющие, черные ресницы напряженно моргали, а глаза выражали испуг и готовность к обороне.
- Сколько я летел сюда? Сколько? Расскажи правду! – требовал я, схватив девушку за обе руки и тряся.
- Это очень и очень далеко. Триста с лишним световых лет. Сколько лет прошло на самом деле на Земле? Там осталась моя старая мать! – бледнея от надвигающегося ответа, суть которого я уже предугадал, продолжал отрывисто выкрикивать я.
Я не знаю, как переводил ей мои вопли кулон. Я не знаю даже, какой поток эмоций посылал он в ее сознание...
Но девушка поняла.
Она очень быстро расслабилась, опустила замершие в боевой стойке ладони, и испуг на ее лице сменился жалостью, а затем почему то огромными слезами.
Словно она была старшая и совсем не меньше меня ростом. Она очень мягко обняла меня, привлекая к своей обнаженной груди.
И от этого ее поступка, от ее слез я невольно обмяк в ее объятиях.
- Успокойся, пожалуйста. Твоя мать жива, – очень тихо прошептала мне в самое ухо девочка, и я чувствовал, как по моей коже ручейками текут ее горячие слезы.
- Твоя мать жива. Весь полет продолжался только четыре месяца. Все, что утверждают земные ученые, ложь. Вашим способом невозможно покорять звезды. Наши корабли используют иные методы.
Технологию прыжка. Корабли пробивают туннель в пространстве и времени и уходят через него в прыжок на огромное расстояние, мгновенно в подпространстве пронзая Вечность, - тихо закончила объяснять девушка, осторожно отстраняясь от меня и вытирая ладошкой глаза.
Весь последующий час мы почти не говорили ни о чем. Мне опять было безумно стыдно за свою истерическую выходку.
«Как я мог так испугать ее? Эту маленькую, бесхитростную девочку, искренне заботящуюся обо мне. Что вообще со мной происходит с момента отлета с Земли?» - напряженно думал я, чувствуя, что постепенно все больше и больше запутываюсь.
Кайра отвела меня в голубую столовую, где мы с ней очень аппетитно позавтракали жареной морской рыбой и какими-то неизвестными салатами на растительном масле.
Эта столовая сильно отличалась от всех других помещений города. Она находилась очень далеко от центра, почти у самого берега моря. Это был внушительный грот, наполовину естественного происхождения, наполовину выдолбленный в торчащем из земли обломке прибрежного рифа, состоящего из удивительного на вид серо-голубого гранита.
К гроту вела только одна лесная галерея, и это была конечная ее точка, открывающаяся огромным окном на океан.
Скала и вырубленный в ней зал отвесно нависали над берегом на высоте семиэтажного дома. В этом месте полоса песка была очень узкой, и, повидимому, сразу начиналась довольно приличная глубина. Невысокие волны с ритмичным шумом накатывались через песок на подножие скалы, век от века подтачивая и делая ее все более отвесной.
Стайки необычных для моего взора желтокрылых морских птиц с пронзительным криком носились от воды к гнездовьям на скалах и обратно.
- А я думал, что берег везде пологий и песчаный, – наконец разорвал я гнет молчания, подходя почти к самому срезу прозрачной стены над обрывом.
- На востоке от нас начинаются настоящие горы. Правда они тоже обильно укрыты лесом, – улыбнулась Кайра, предлагая мне удобно устроиться с едой на камне возле самого обрыва.
Завтрак показался мне необыкновенно свежим и вкусным. Я не слишком большой любитель рыбных блюд, но местные повара удивили меня своим мастерством не на шутку.
Когда мы сложили грязную посуду в каменную нишу в стене, Кайра неожиданно сказала:
- Если ты не против, мы сейчас спустимся каменным туннелем, ведущим прямо через гору к морю. Там нас ждут друзья на яхте. Нас сегодня приглашают пожить немного в Детский Сад.
- Нас приглашают в Сад? Но ведь Ланна сказала, что там не место для Гостей! – удивился я.
- А никто и не предлагает тебе там долго жить. Просто погостим несколько дней среди детей и их учителей, чтобы ты мог посмотреть, как проходит наше детство. Ладно? – переспросила девушка.
- Ладно. С удовольствием посмотрю на ваши школы, – улыбнулся я, радуясь, что наш неприятный инцидент, кажется, уже уходит в прошлое.
Яхта ждала нас совсем не близко. Я уже должен был давно понять, что если местные жители говорят «близко», - значит, будем минут десять идти торопливым шагом. Если же сказано «недалеко», - значит, предстоит прогулка по туннелям и берегу километров на пять, не меньше.
Пока мы прыгали в брызгах прибоя по извилистой старинной дорожке, идущей среди камней у самой кромки песка, я дважды с непривычки чуть было не отбил ноги.
Берег становился все более гористым и обрывистым. Теперь лес возвышался над нами уже метрах в тридцати от моря. Местность и вся природа вокруг отдаленно напоминали дикий Крым где-то в районе Феодосии. И мне моментами казалось, что я опять на Земле, отдыхаю в отпуске.
За камнями одной из скал внезапно открылась небольшая живописная бухта.
Почти в самой ее середине довольно приличная речушка низвергалась уступами и небольшими водопадами в океан. Вокруг нее, в скалах, за долгие тысячелетия потоками ливневых вод и руслом реки была вырезана живописная, поросшая буйной растительностью дождевая долина, спускающаяся вместе с речушкой к морю.
Мы сразу увидели яхту, качающуюся на волнах, в ста пятидесяти метрах от устья реки.
В этой бухте, как везде возле скал, море было достаточно глубокое уже недалеко от берега.
И это позволяло кораблям подходить к берегу достаточно близко.
Яхта была своеобразным произведением древнего фольклора Земли. Она была, бесспорно, красива и самобытна. Это был катамаран. А точнее, тримаран, собранный из трех пятнадцатиметровых изящных деревянных поплавков, напоминающих огромные торпеды или небольших китов. Поплавки были без трюмов, сплошные, соединенные дощатым настилом-палубой, на которой виднелось несколько деревянных построек с плоскими крышами.
Я подумал, что такая конструкция яхты обеспечивала неглубокую осадку для плавания по мелководью и хорошую устойчивость на волне.
Мне сразу бросилось в глаза отсутствие парусов, вместо коих на высокой мачте красовался какой-то странный механизм, напоминающий ветряную мельницу.
Точнее, это был вертикальный цилиндр с набором матерчатых лопастей. Даже при небольшом ветерке, дующем с любой стороны, цилиндр постоянно вращался в одну и ту же сторону через систему длинных канатных ремней и шкивов, передавая вращение гребному винту.
- Вот это да! Как просто и гениально! Не надо тебе ловить ветер, настраивать паруса, лавировать рулем! – присвистнул я от зависти к мудрости этих людей.
До яхты, как и следовало ожидать, добирались вплавь. Мне давно уже следовало привыкнуть к своеобразному представлению этих людей о бытовых удобствах и физической культуре.
И было бы странно предполагать, что нас кто-то будет довозить до яхты на гребной шлюпке.
Когда меня, мокрого, но смеющегося от мимолетной гонки наперегонки с девушкой, наконец, втянули вслед за ней на доски палубы, я только удивленно воскликнул:
- Ты где научилась так шустро плавать, принцесса?
Но она только дружелюбно поклонилась мне головой в знак благодарности. А затем мужчина, поднимавший нас из воды за руки, дружелюбно пояснил:
- Это же дети. Что им еще делать, как все свободное время носиться на хребте фурий, нырять и плавать?
Затем моряк или, может, быть просто наш провожатый, напрягая завидные бицепсы, повернул тяжелый деревянный рычаг сцепления. И вращение стало со скрипом передаваться от воздушных лопастей-парусов к винту.
Повинуясь рулю, яхта быстро развернулась, раскачиваясь на волнах, довольно шустро пошла в море, а затем вдоль берега.
Мы с девочкой молчаливо грели свои мокрые тела на солнышке, а я старательно рассматривал быстро изменяющийся береговой пейзаж.
Вдали, на скалах гнездились какие-то птицы. Некоторые из них были достаточно большими, больше нашего альбатроса, с огромными, почти двух метровыми в размахе, желтыми и ярко розовыми крыльями. Некоторые птицы, к моему удивлению имели, кроме крыльев и хвоста по две пары когтистых лап. Но были и подобные земным, двухлапые.
- Откуда здесь земноподобные формы жизни? Я думал, что все местные твари исключительно шестиконечные! – сказал я у Кайре, когда мне наскучило молчаливо греться на палубе и рассматривать пейзаж мелового периода.
- Некоторые животные завезены с Земли еще первыми колонистами, на том корабле. Например, курицы, чайки, голуби и псовые. В мягком теплом климате они очень быстро размножились, мутировали, дали целые каскады новых форм. Другие существа завозились в последующие времена, в том числе и с других землеподобных планет, – ответила девушка.
- Вы знаете другие подобные Земле миры? – удивился я.
- Естественно. Но не обольщайся, планет с разумными формами жизни, да еще на высоком социальном этапе развития нам известно немного. В основном, это очень девственные и странные по человеческим меркам миры. А планет с живыми разумными существами, кроме Земли, мы не находили вовсе. Встречали только миры-могильники, где только руины и останки, – отозвалась девочка, поудобнее переворачиваясь на досках палубы и подставляя Солнышку свою голую грудь.
Чтобы неприлично не отреагировать своей мужской физиологией на ее молодые, здоровые формы, я решительно отвернулся в сторону, пересев спиною к своей опекунше.
«Как они воспитывают своих мальчиков, исключая непроизвольные мужские реакции?» - искренне недоумевал я.
И вслед за этими мыслями цепочка неприятных воспоминаний снова неумолимо накатилась на меня.
- Вы нарочно спрятали от меня Ланну? Признайся, – грустно бросил я в ее сторону вопрос, даже не надеясь на ответ. Но девочка совершенно бесстрастно ответила:
- Ты не должен мешать своей супружнице готовить вашего ребеночка к самостоятельной жизни. Да и она не желает обременять тебя, Гостя, своими специфическими заботами матери.
- Разве женщине на шестом месяце требуется какие-либо особые заботы матери, чтобы подготовить ребенка к рождению? – удивился я.
Девочка недоуменно привстала на локтях, повернувшись ко мне лицом, и обескураженно моргала на меня своими длинными красивыми ресницами:
- Я еще не изучала эту сторону Земной жизни. Но разве ваши женщины не готовят своего ребенка к жизни? Не занимаются с ним? Не развивают его физические и духовные способности до рождения? Не разговаривают с ним, не учат язык, не поют ему песни, не читает ему сказки? – искренне изумилась она.
Теперь настал мой черед недоуменно пожимать плечами.
Немного успокоившись от внезапной волны неприятных размышлений, последовавших у меня вслед за этим неожиданным открытием, я решил переменить тему:
- Скажи, Кайра, почему вокруг меня все время только дети? Взрослые лишь изредка кивают головами и проходят мимо. И вообще, почему мне, взрослому, самостоятельному мужчине, воину, офицеру, назначили опекуном такую девочку? Нет, конечно, очень симпатичную, умную и приятную, но все же девочку, - осторожно, подбирая слова, спросил я.
Девушка пристально вскинула на меня свои выразительные черные глаза. Теперь она смотрела строго, жестко, рассудительно:
- Ты искренне считаешь, что уже готов озадачить своими вопросами взрослого, занятого важным для общества делом человека? - с заметным сомнением в голосе поинтересовалась она. И мне показалось, что не было в ее вопросе никакого упрека, а лишь только честное стремление к истине.
Я смутился, не зная, что сказать, брякнул привычными стереотипами в ответ:
- Нет, конечно, твоих знаний для моей опеки достаточно. Но подумай об этике. Я же взрослый человек, ваш Гость, боевой офицер, воин.
Девушка опустила глаза, отвернулась к морю и о чем-то надолго задумалась. Но затем, не поворачиваясь ко мне, очень тихо ответила. Ее речь лилась мелодичными струйками, едва превозмогая плеск волн о доски яхты и далекие крики морских птиц:
- Я не думаю, что профессия воина может увеличить уважение наших людей к тебе. В нашем мире любое насилие, а тем более насилие, возведенное в степень профессии, вызывает у людей отвращение и душевную боль.
- Как же вы защищаете себя от врагов, от агрессоров, от преступников? – попытался было оправдаться я в ее глазах.
Девушка решительно повернулась ко мне, рассматривая меня так, словно видела перед собой некое диковинное насекомое.
- У разумных существ не бывает врагов и агрессоров. Это противоречит самому определению Разума. Если существа не могут найти компромисс или принципиально гнут свою линию, значит, либо они не разумны, либо психически больны. Любой конфликт отбрасывает стороны назад настолько, что выгоднее уступить часть требований и договориться мирно. Конфликты в размерах планеты сжигают так много ресурсов, что в историческом плане никакая победа потом уже не оправдана. В личном плане люди иногда болеют, совершая неадекватные поступки. Но мы относимся к больным с сочувствием, помогаем им вылечиться, и никогда не наказываем за содеянное во время болезни, – холодно и строго объяснила опекунша.
Было видно, что затронутая тема ей не нравилась, и она через силу просвещала меня.
Но ее ответ затронул мои амбиции, и я решил докопаться до сути любой ценой:
- Как же так? А если нападает беспринципный агрессор, фашист, маньяк или существуют непримиримые классовые противоречия между бедными и богатыми? Ведь тогда отказ от борьбы, уступка - означает добровольную гибель, - добровольный уход одной из сторон с лица Земли! - возмутился я
Кайра хмуро посмотрела на меня и ответила совсем холодным тоном:
- Я сейчас наверное должна сказать тебе грубо, но зато понятно?
А затем, обреченно вздохнув, разъяснила уже другим, примирительным тоном:
- Если говорить понятно, то не надо прощать в себе животное. Разумные существа думают не о своем животе, а об Культуре и своем вкладе в Культуру. Теряя Культуру, спасая тело и превращаясь в животное, мы все равно умираем как разумное существо. И то, что от нас остается, даже если оно потом вновь вернется к разуму, уже никогда не будет утраченным существом.
Она сделала многозначительную паузу, позволяя мне справиться с изумлением, а затем продолжила:
- Я умышленно немного обожгла твою гордыню такой крайностью. Но на практике, все психически здоровые разумные существа всегда найдут способ договориться и понять друг-друга. Ну а с хищными животными типа вашего волка или тигра, вы ведь не станете серьезно выяснять отношения на равных? Вы просто избегаете конфликтов или ограничиваете его свободу сожрать вас. Верно?
- Знаешь, Кайра! У нас это называется оппортунизмом, трусливым соглашательство, - возразил я.
- Знаю, Гость, - видела документальные съемки многих ваших принципиальных действий с применением пушек ракет и смертельных ядов.
- Ты уж меня прости, Гость, - я в этом плохо разбираюсь. Если тебе интересно получить подробную консультацию таком поведении людей, то я могу познакомить тебя с нашими ведущими специалистами по вопросам тяжелых нарушений человеческой психики, - краснея от неловкости, объяснила Кайра.

Примерно через час Кайра вдруг вскочила на ноги и радостно указала на берег впереди по ходу яхты.
Там, на склоне невысоких гор, среди зеленых зарослей отчетливо виднелись какие-то строения.
Это было совсем не похоже на Парк, лесной город, из которого мы прибыли. Строения были каменные, утопающие в невысокой горной зелени. Но вскоре я увидел огромное количество небольших окон, словно пчелиных сот, врубленных прямо в скалы над морем.
- Там, наверху - научные корпуса и лаборатории. А чуть ниже, прямо в скале вырублены спальни для детей, - показывая в сторону берега, объяснила Кайра.
- Все постройки связаны между собой причудливыми пещерными туннелями. А у самого берега, находится пристань и небольшой лес.
Только теперь я понял, что мы за время пути далеко удалились от берега. Лишь напрягая глаза, я смог увидеть группу снующих вдоль берега небольших яхт и стайки детей, что-то делающих на берегу.
Вскоре нас тоже заметили, а тем временем яхта снизила скорость и направилась к каменному причалу, далеко уходящему в море от самого берега.
- Нам придется идти по причалу около километра. Дно в этой бухте не глубокое. Поэтому причал очень длинный, – предупредила девушка.
Я, как всегда, ошибся, полагая, что дети соберутся встречать прибывших гостей. По потрескавшимся от долгих веков камням пирса к нам навстречу бежали только два человека. Вскоре я узнал в них уже знакомого мне Велека и вместе с ним незнакомую седовласую женщину.
Остальные дети на берегу, немного помахав нам руками, снова занялись какими-то непонятными мне делами или играми.
Я не выдержал, решив высказать свое мнение опекунше:
- Странно же у вас встречают гостей. Особенно прибывших из недр Галактики! – с подчеркнутым упреком заявил я.
Мужчина, причаливающий яхту, переглянулся с девушкой. А та лишь беспристрастно пожала плечами, негромко возразив мне:
- Все заняты делами. Общение с нами произойдет в положенное время.
Велек бросился к нам обоим в объятия так, словно скучал, как минимум, месяц. А женщина представилась ментором этого учреждения. Ее звали Валуя. Отклеиться от мальчика было почти невозможно. Наскоро потискавшись с Кайрой, он надолго прилип ко мне, радостно щебеча обо всем на свете и норовя на ходу обхватить меня за талию или закинуть руку на мое плече.
Довольно просторными коридорами, освещаемыми с помощью вырубленных в скале застекленных отверстий, нас сразу же отвели в спальную комнату Кайры. В этом помещении Кайра и Велик внезапно стали очень сдержанными и серьезными, словно мы вошли в храм или в класс.
- Сейчас младший мальчик из этой комнаты согласен временно уступить тебе место. И ты теперь сможешь побыть малышом, – улыбнулась Валуя, вводя меня впереди Кайры в довольно просторную шестиместную комнату, огромным окном выходящую на обрыв к морю.
Увидев шесть вырубленных в камне просторных каменных ниш, сурово застланных легкими плетеными пледами и гигиеническими подстилками из тонкой ткани, я чуть не скривился от удивления.
После волшебного великолепия города-Парка это каменное царство детей показалось мне убогим монастырем.
Уловив сомнение на моем лице, пожилая менторша доброжелательно добавила:
- Не стесняйся! И не надо нас благодарить, пожалуйста... Нам хорошо известно, что на родине ты был в детстве лишен заботы, любви и свободы выбора, что тебя жестоко приспосабливали к своим целям близкие, учителя и всякие партийные молодежные организации. Поэтому расслабься, вернись в детство, почувствуй себя в сказке, о которой тебе запрещали серьезно мечтать.
Ментор сделала паузу, улыбаясь моему недоумению на лице, и совсем материнским тоном закончила:
- Все хорошо, Гость. Никаких проблем. Мы - большие и маленькие, постараемся подарить тебе сказку настоящего детства. Ладно?
Я неуверенно кивнул.
Меня подвели к одной из спальных ниш у самого окна над обрывом. Я невольно осторожно пощупал стекло, отделяющее комнату от пропасти. Но оно оказалось не стеклом, а упругой и мягкой пленкой, вполне надежной на ощупь.
- Это растительный пузырь, он надежно цепляется корнями за камни. Можно не бояться выпасть отсюда, - не получится, даже если удариться в него с разбега, – улыбнулась Валуя, наблюдая за моим лицом:
- В это время дня находиться в спальнях детям не положено. Наши дети, в отличие от детей Земли, не приучены уединяться в кельях. Они весь день ведут здоровый и активный образ жизни. Но для тебя, зная, как важно земному человеку иметь место, куда можно спрятаться, мы сделаем исключение. И ты можешь приходить сюда и валяться на кровати, когда тебе только вздумается, - саркастически сказала она, демонстративно взяла Кайру за локоть и вместе с ней удалилась прочь.

Я присел на край спальной ложи, ожидая почувствовать через тонную подкладку твердый, холодный камень.
К моему удивлению, сидеть, а затем и лежать оказалось очень даже удобно. Я специально пощупал стены и даже засунул ладонь под подстилку, чтобы убедиться в своей догадке. Все верно. Камни были ощутимо теплыми. И вообще, кровать производила приятное впечатление. Не слишком мягкая, упругая и в меру жесткая.
«Интересно, в этой комнате совсем нет личных вещей» - подумал я, внимательно оглядываясь.
Лишь только здесь я задумался над своим маленьким открытием. Действительно, как я этого раньше не заметил? Ведь в этом мире ни у кого из людей вообще не было личных вещей! Неужели у них, кроме сандалий и туник, все в жизни общее?
«В самом деле, а зачем им здесь личные вещи, если все необходимое они мгновенно могут получить в любом месте планеты? Зачем хранить, накапливать, потом делить и наследовать, когда в этом просто нет никакой необходимости!» - вдруг осенило меня.
Вскоре в комнату вернулась Кайра и сразу повела меня показывать дорогу к гигиеническим комнатам и туалетам.
По пути я решил проверить свою догадку:
- Ответь, Кайра, у вас что - люди как хозяева не владеют вообще никакой собственностью, кроме одежды и обуви? - осторожно поинтересовался я.
- Как это не владеют? Ты думаешь мы бесхозяйственные? А кто же будет заботиться о своих производственных центрах, инструментах, энергетических комплексах и кораблях, если не собственник, хозяин, лично заинтересованное творческое лицо? - удивилась моему вопросу девушка.
- Но ведь у вас нет денег, как же собственник может распорядиться своим имуществом? - пришла очередь удивляться мне.
Кайра даже ненадолго остановилась от удивления - таким глупым, видимо, показался ей мой вопрос:
- Причем тут деньги? Собственник на то и собственник, чтобы распоряжаться ценностями по своему разумению. Он может передать имущество достойному ученику или изменить, усовершенствовать его. Да мало ли что еще! Он же собственник, хозяин!

Туалет здесь, как все прежние, увиденные мною на Овалоне, был общим, без разделительных перегородок на местах. Зная наши этические заморочки, Кайра, саркастически ухмыльнувшись, вежливо отстала от меня, показав на вход.
Внизу, под сидячими местами, вырубленными прямо в камне, весело журчал кристально чистый горный ручей.
Я злорадно представил себе, какой вопль вызвало бы это все у большинства землян, для которых многие естественные особенности человеческой физиологии вызывают брезгливый страх.
За каждым посадочным местом в нишах стояли простые плетеные корзины, доверху наполненные пучками какой-то душистой сушеной лечебной травы. Как я уже знал по кораблю и городу-Парку, трава использовалась вместо бумаги и обладала дезинфицирующими и противовоспалительными свойствами. Мой хронический геморрой, мучивший меня еще с детства небольшими кровотечениями, затих от этой травы сам собой еще на корабле.
- Как они в этих местах борются с запахами безо всяких сантехнических устройств, достигая такой идеальной и естественной чистоты? - вслух сам себе удивился я, выбирая одно из десяти мест.
- Система утилизации отходов в городах очень сложна, – внезапно услышал я знакомый голос. Это был матрос с яхты, который привез нас сюда. Занимаясь осмотром туалета, я совсем не заметил, как он вошел вслед за мной.
- Система состоит из сети живых, растительного происхождения труб, отводящих отходы далеко в лес и распределяющих их между корнями деревьев. Эти корни-трубы сами прорастают множеством все меньших и мельчайших отростков, сообразно тому, где и как нужно впитывать отходы, - улыбнулся он, устраиваясь рядом.
Я брезгливо поморщился и отвернулся прочь. Этот вид общения был выше моего понимания.
Принцип работы гигиенической комнаты я уже знал. Стоило мне только зачерпнуть пригоршню мыльной глины из лотка и приблизить руку к камням у стены, как ручей мгновенно вильнул в мою сторону, поглощая мои руки потоками теплой и чистой воды.
Девушка ждала меня за поворотом коридора.
- Это был работник школы или капитан яхты? – поинтересовался я, кивнув на спину удаляющегося матроса.
- Не-ет! Это чей-то папа, – улыбнулась Кайра:
- По нашим правилам, родители в свободное время помогают Саду. Они играют с детьми, учат их своим увлечениям и знаниям, помогают воспитателям или просто общаются, - подавая пример культурных отношений.
- Но он ведь даже не искал своего ребенка, а возился с нами на яхте! – удивился я.
- Значит, его ребенок чем-то занят. Поэтому он помогал тем детям, кто нуждался в помощи, – старательно разъясняла мне девушка.
Я только удивленно пожал плечами, пытаясь осмыслить источник мотивации этого человека. Честно говоря, я сам вряд ли с таким добросовестным энтузиазмом возил бы чужих детей, пока мой ребенок чем-то занят неизвестно где и с кем.
- Сейчас дети работают с кураторами. Они решают задачи, помогают ученым или просто тренируют ловкость и мускулы на берегу моря в играх. Но к вечеру они начнут освобождаться и собираться в социальных залах или просто наверху - на лесных площадках, – тоном старшей сестры сообщила Кайра.
- А потом? - спросил я.
- А потом ужин в столовых, которых в этом Саду три. Первая - для любителей свежей природной пищи. Вторая - общая и большая, в которой меню изменяют по плану. Третья - для гурманов, желающих сделать собственный заказ. А затем, после ужина, каждый станет готовиться ко сну. Кто-то пойдет гулять среди деревьев, обсуждая что-нибудь с товарищем. Кто-то уединится где-нибудь, поглощает информацию, просматривая записи из Сети. Некоторые отправятся на берег искупнуться перед сном в морских водах, - улыбнулась девушка, вспоминая что-то приятное.
Довольно тяжелой с непривычки ступенчатой лестницей мы поднялись на самый высший ярус Сада и вышли из туннелей в горный лес.
- Я давно хотел спросить, кто готовит еду в столовых? Кто и где добывает пищу? – поинтересовался я у девушки.
- О, это сложная и интересная тема. Проблема социального обслуживания, и не только питания, но еще здоровья, ухода, чистоты и комфорта стоит остро в любом обществе. У нас она решается комплексом компромиссных мер: трудом увлеченных специалистов - собственников уникальных систем и технологий, посвятивших себя этому. С помощью свободных от текущих забот энтузиастов, жаждущих разрядки и разнообразия. И, конечно же, автоматикой - средствами исполнителей Сети.
- А если человек, как вы его называете, хозяин, собственник, например, очистительного комплекса вдруг разочаруется в своем труде и решит заняться чем-то иным, что произойдет с его собственностью? - лукаво спросил я, заранее торжествуя в душе - предвидя замешательство Кайры.
Девушка ответила даже не задумываясь:
- Это вряд-ли, ведь прежний хозяин очень тщательно подбирал своего наследника. Но если даже человек найдет себе другое занятие, это же не происходит спонтанно и мгновенно, и он всегда успеет подготовить своих преемников.
- И он, хозяин, просто так, без вознаграждения и равнодушно отдаст другому свою собственность? - изумился я.
- Ты не понимаешь, Гость, хозяин не может быть равнодушным. Он же передает кусок своей жизни, свое дитя. Конечно это будет происходить торжественно и взволнованно, - улыбнулась девочка.

Вокруг нас везде виднелись довольно девственные заросли из низкорослых, угловатых горных растений с проложенными между ними тропинками и дорожками.
Двух - трехэтажные сооружения из ракушечника утопали в этих зарослях повсюду, куда хватало глаз.
Тут и там по тропинкам быстрым шагом сновали люди. В-основном, это были взрослые, но встречались и дети, идущие в одиночку или небольшими группками.
Они, не скрывая любопытства осматривали меня, а затем, кивнув, проходили мимо. Девушка повела меня в сторону одного из довольно крупных сооружений, напоминающих наш земной цирк или небольшой стадион.
- Я уже вообразил, что все постройки - растительные биоинженерные сооружения, – усмехнулся я, с непонятным облегчением рассматривая эти строения.
- Да, ты прав. Именно так, - кивнула девочка.
- Эти здания построены с помощью управляемого роста кораллов и других подобных кораллу организмов. Здесь, в горах, лесные постройки быстро чахнут, натыкаясь корнями на твердый грунт.

Здание, в которое мы вошли, представляло собой огромный эллиптический Ротель с натянутым на него сверху прозрачным растительным куполом, пронизанным толстыми ветвями.
- А мы можем на Земле выращивать подобные растения, заменить нашу грязную технику на управляемую биотехнологию? – осведомился я, удивленно осматриваясь.
- В общем, да. Но есть два препятствия. Во-первых, у вас нет Сети исполнителей, которая управляет ростом организмов по заданному людьми плану. Во-вторых, при вашей нравственной дикости правильнее позволять вам умирать на холоде или убивать себя техническими отходами. Ведь такие управляемые организмы будут вами превращены в страшное оружие для политической и классовой борьбы, – вздохнула девочка.

Зал Ротеля, в который мы вошли, как и Ротели лесного города, был чудесным волшебным садом. Только здесь везде имелось три-четыре воздушных уровня, подвешенных на сплетенных лианах. С верхних уровней, из-под самого неба, с журчанием спускались каскады живописных водопадов, соединяясь внизу в пять довольно живых речушек, как и в городе-Парке вливающихся в центре зала в крохотное, но очень живописное озерцо.
К моему удивлению, вокруг верхних уровней висячего сада клубился белый, густой туман, кое-где образуя сказочных форм миниатюрные облака.
А в центре Ротеля, почти над самым десятиметровым озером с плавающими цветами и снующими в кристальной воде разноцветными рыбками, в воздухе висела настоящая радуга.
И еще над озером, под самым куполом, периодически собирались крохотные облака, сверкала миниатюрная молния, шел непродолжительный косой дождь.
Все это располагалось в сооружении размерами не больше стадиона, - метров двести в диаметре и высотой с семиэтажный дом.
Я, как завороженный, смотрел по сторонам, пытаясь сквозь игрушечные облака разглядеть замысловатые витые лестницы, ведущие в висячие сады.
- Туда можно подняться? Там, в подвесных садах, есть земля и вода? - не доверяя глазам, спросил я.
- Конечно. Все это создано по фантазиям и проектам детей. Там, наверху, на каждом подвесном островке свой крохотный сказочный мир из своих ручейков и растений. На некоторых островках, окутанных облачками, действуют необычные законы физики, например, понижена гравитация или, например, свет походит на лучи Красного Карлика. Там часто живут выдуманные детьми зверьки, или мир походит на придуманную сказку.
Каждый ребенок, имеющий достаточную фантазию и знания, может предложить Совету Сада собственный проект, – гордо объяснила девочка.
Внутри стаял необычный, довольно громкий шум. Это был шелест и плеск ниспадающей с небес воды, пение птиц, свист негромкого ветра и раскаты настоящей приглушенной грозы.
- Как устроены эти облака? Как работает молния и течет дождь? Или это иллюзия, имитация, кино ради красоты? – продолжал очарованно спрашивать я.
- О, конечно же, нет! - чуть было даже не обиделась девушка.
- Разве Совет Сада позволил бы детям строить подделки? Здесь работает миниатюрная модель биосферы. Между прочим, здесь ученые и дети ведут настоящие исследования. Изучают явления погоды, проверяют поведение необычных животных, – поясняла Кайра.
- А вот там, у стен, - показав рукой на противоположную половину Ротеля, продолжила девочка:
- Там, как видишь, растет карликовый лес и живут животные, собранные из окрестных гор.

Везде в Ротели работали небольшие группки детей. Все они были совершенно разного возраста - от шести лет до возраста Кайры и старше. Я всего насчитал человек сто, разбросанных по разным углам. Взрослых я заметил только троих - двух мужчин неопределенного возраста и одну очень пожилую на вид женщину.
Что делали здесь все эти дети без каких либо инструментов, мне понять не удалось. Но женщина, работавшая возле озерца, увидев нас, радостно засмеялась и пошла к нам навстречу.
- Это Омилиана, уважаемый биолог планеты, - представила женщину Кайра.
Пожилая женщина бесцеремонно взяла меня за обе руки и, радостно смеясь, повлекла к озерцу.
- Очень хорошо, что вы пришли! Мы с ребятами, здесь выводим одну удивительную рыбку, - постоянно смеясь рассказывала Омилиана, радуясь мне, словно маленькая девочка Дедушке Морозу, .
- Смотрите туда! Видите этих серебристых малюток, стайками снующих между камней и всякого мусора, разбросанного по дну? – возбужденно жестикулируя и словно не вполне доверяя кулону на моей шее, повторяла женщина.
- Что же удивительного в этих рыбках? - поинтересовался я чисто из вежливости.
- О-о! Это замечательный гибрид. Мы сюда специально каждое утро всякую дрянь из тяжелых углеводородов набрасываем. А они все это к вечеру поедают. Стая таких рыбок за месяц очищает настоящее озеро, - продолжая приветливо улыбаться, ответила женщина.
Сразу после краткой экскурсии по этой миниатюрной планете под куполом Кайра повела меня через подземный туннель в следующий Ротель.
Он оказался намного меньше первого и представлял собой просто крытый стадион с изумительно упругой мелкой бархатной травой и прозрачным потолком высотой примерно до четвертого этажа.
Здесь четыре команды ребят, каждая по шесть человек, отличающиеся цветом набедренных повязок, играли в странную игру.
Сверху, из самого центра купола, вниз спускались тончайшие черные нити, закрепленные кожаными поясами под руками у ребят. Пятеро ребят, дружно убегая в одном направлении, натягивали нити и через невидимый отсюда блок заставляли оставшегося товарища взлетать под самый купол. В воздухе взлетевшие члены команд проделывали невероятные чудеса акробатики, пытаясь отобрать друг у друга огромный, почти метрового размера цветной «мяч», накачанный невесомым газом .
- В чем цель этой игры? – спросил я у девушки.
- Вон там, высоко на стенах, имеются кольца. Каждый раз, когда соперники метко посылает Эльг (игровой мяч) через кольцо, размеры Эльга увеличиваются. И так до тех пор, пока Эльг не перестанет пролезать в кольца. Победит команда, которая пошлет в кольца больше Эльгов, – объяснила Кайра.
- Эльг еще достаточно мал. Игра будет продолжаться долго. Поэтому пойдем дальше, – предложила девочка, увлекая меня за руку в очередной туннель. Честно говоря, игра, стремительные парения детей под куполом мне настолько понравились, что я нехотя поплелся за неугомонной опекуншей.
- Ты решила водить меня по всей школе? – спросил я.
- Это вовсе не школа, если ты имеешь в виду земное значение. В ваших школах малышей учат учителя, заставляя их усваивать придуманную для них программу. В наших Садах малыши сами учатся у специалистов, поглощая их знания и информацию из Сети. В этом огромная принципиальная разница, Гость. У нас обучение - это не процесс, не цель общества, а сама жизнь. Обычная и естественная жизнь человека, - улыбнулась Кайра и продолжила:
- Обойти Сад нам и за три дня не хватит времени. Некоторые научные лаборатории находятся далеко в горах или на берегу и даже под водой. Я показываю тебе занятия случайно. Здесь живет более двух тысяч ребят. Это триста групп-спален и пятьдесят с лишним ученых, – ответила девочка, деловито таща меня за собой.
- И они, ученые, совсем не читают лекций и не показывают никаких учебных опытов? - изумился я.
- А зачем? Специалисты занимаются своим делом, ставя малышам посильные задачи. Малыши, чтобы выполнить задачу правильно, сами ищут в Сети необходимые знания, если нужно, просят советы у старших или у наставников, - словно маленькому, заботливо разъясняла девочка.
И я иронически кивнул, а сам подумал: "Сеть, вездесущая Сеть... Значит так называется эта незримая сила, в которую вы все здесь верите вместо бога? Чтож, чужие порядки гостю нужно молча уважать. Жалко только, что они, такие продвинутые в областях звездоплавания и бионики, не желают изучать наш материалистический реализм. Грустно видеть таких замечательных людей, всех подряд зараженных верой в бога..."

К вечеру, порядком устав, я накопил избыток почти нереальных для землянина впечатлений. Ничего подобного в своей жизни я никогда не видел и не мог даже представить себе, что всем этим могли заниматься дети.
Особенно поражали их деловитая увлеченность занятиями и разношерстный возраст детей в группах, занятых одним делом или спортивной игрой. В каждой группе, чем бы дети не занимались, находилось занятие и маленьким, и почти взрослым подростком.
Для меня, воспитанного в пренебрежительном отношении к младшелассникам и в благоразумном страхе перед старшеклассниками, эта возрастная идиллия выглядела непостижимой.
Прошлым днем я не поверил словам Кайры про семью, возникающую из детей чужой крови. Но теперь гнетущие чувство стыда за свой народ буквально разрывало мою душу на части. Я чувствовал себя убогим и обманутым в своей прежней жизни. Так, словно бы родители и учителя ради своих политических и экономических надобностей коварно украли у меня мое детство...
Перед моими глазами действительно вырисовывалась настоящая, дружная, веселая огромная семья из совершенно разных и чужих по крови детей.
Все они, вместе с увлеченными взрослыми, старались быть хозяевами настоящей Сказки. Это был как бы мир наоборот по отношению к нашему. Утопия. Что-то непостижимое, что можно увидеть, потрогать, почувствовать и вкусить, но совершенно невозможно понять. Еще недавно, пережив два сильнейших шока, узнав о существовании мира, полностью отрицаемого нашей наукой, а затем столкнувшись со свойствами этого мира, не укладывающегося в самые фантастические прогнозы земных ученых, я немного успокоился и начал приспосабливаться к этому. Но теперь я снова ощутил непреодолимый, гнетущий страх. Ведь все, что я начинал понимать в этом мире, по-видимому, было только поверхностью знания, его внешними контурами. То, что скрывалось внутри этого мира, лежало от меня даже за пределами сказки.

Когда Солнце стало склонятся к закату, со всех сторон в центр детского городка потянулись его обитатели.
Я напряженно всматривался в их лица, фигуры, жесты, стараясь по возможности отвечать на улыбки и кивки головой.
При виде меня, они очень заинтересованно переговаривались, проявляя откровенное внимание. Но их внимание не переходило в навязчивость. Все они, рассмотрев меня, улыбнувшись и кивнув, аккуратно проходили мимо.
Они были красивы и прекрасно физически сложены. Все без исключения. Шумны, ребячливы и совершенно раскованны. Но в то же время необычно воспитаны, вежливы и корректны в своих ребячьих шалостях.
Блуждая с Кайрой по лабораториям и залам, я было подумал, что дети слишком сосредоточены, что это фантастическое доверие взрослых чрезмерно напрягает детей, лишая их непосредственности детства.
Но все это словно осталось там - в Ротелях.
Здесь передо мной были просто дети. Красивые и непосредственные дети, о которых мечтал бы любой земной родитель.

- Что сегодня будем кушать на ужин? Сырой и морской пищи ты уже отведал. Давай попробуем горячий ужин и мясное меню, – предложила Кайра, уловив, наконец, мою смертельную усталость от ходьбы и впечатлений.
Сама она словно порхала по этим горным подъемам и спускам, не проявляя ни малейших признаков усталости. Видимо поняв, о чем я думаю, рассматривая ее стройные и сильные ноги, маленькая опекунша улыбнулась и сказала:
- Я, наверное, умотала тебя? Мы здесь живем с пяти лет и привыкли постоянно бегать вверх-вниз по этим горам и камням. Извини, если тебе было со мной сложно.
- Вовсе нет. Просто действительно, с непривычки очень устал . И еще есть один вопрос. Ты сказала о мясной пище. Я не видел у вас ничего, не слышал даже и намека о мясных заводах или фермах животных. Где вы выращиваете, а затем разделываете туши? - спросил я.
Девочка испугалась и нешуточно замахала на меня руками.
- Нет, нет! Что ты! Мы не убиваем животных и не едим трупы, если не считать мелких рыб и моллюсков. Мясо для еды выращивают в био-чанах, методом искусственного клеточного размножения. Это экологически чистое мясо, потому что все необходимые для роста компоненты клеткам поставляют микробы и грибки, перерабатывающие растительную пищу. Эти чаны - просто искусственные организмы без нервов, без крови и чувств. Они не используют для роста мяса никакой химии и вообще ничего кроме растительного продукта.
Затем мясо, не умещающееся в чаны, просто срезают большими ломтями. И это еще живое теплое мясо сразу попадает в суп или на сковородку, – возбужденно объясняла девушка, так горячо и образно жестикулируя, словно я невольно ее обидел.
- И что? Это - мясо или некая синтетическая биомасса, похожая на него? - недоверчиво покосился я на девушку.
- Конечно же мясо, клетки реальных животных! - воскликнула она.