Авария

(Глава первой части книги Александра Зохрэ
"Жизнь на Овалоне")

Помню, глупая растерянная улыбка надолго застыла на моем лице. Шурша камнями, предательски выпрыгивающими из под ног, мы, поддерживая друг друга, осторожно спускались к террасам, на которых был расположен аэродром.
Мысль о том, что, оказывается, у Ланны был красивый, сильный и достойный муж, конечно же красивее и сильнее меня, и что этот прекрасный мальчуган в которого я уже начал понемножку влюбляться, - ее родной сын, окончательно выбили меня из седла.
Я понимал, что по местным обычаям и морали, при их сексуальной порядочности и одновременной невероятной для землянина свободе проявления чувств, такое положение дел для Ланны, возможно, ничего не значит.
Ну, был у нее любимый человек, отец ребенка. Погиб. Теперь будет другой. Не менее любимый и заботливый отец. Но я ведь был землянином! И потом, узнав еще на Земле, вероятно с прилетом из Корабля, о гибели мужа, Ланна почти сразу позволила мне стать отцом своего второго ребенка.
Стараясь скрыть смятение в душе, я задиристо спросил у Ланны:
- Я, было, думал, что вы везде только ходите пешком, плаваете на рыбах-фуриях или на деревянных парусниках.
Она уловила мое настроение и без обиняков сказала:
- Если тебе не нравится Велиар, то наши дети полностью обеспечиваются обществом и не нуждаются в заботе отчима. Его существование никак не отразится на твоих представлениях о нашей семье, и на жизни твоего будущего ребенка.
Я только безразлично кивнул головой, сказав в ответ, что-то вроде:
- Да, да! Конечно. У вас все дети растут в интернатах, как наши беспризорники и дети брошенные алкоголиками. Велиар отличный парень, ведь его воспитала не мама а интернат на Овалоне. И наш с тобой ребенок тоже вырастит беспризорником и отличным парнем в вашем Детском Саду…
Ланна болезненно поджала губы, но возражать не стала.
К счастью, мы уже догнали мальчика, и разговор прервался, потому что мы, все втроем уже собрались под крылом необычной машины, которую облюбовал Велек.
Это была нарядно разукрашенная в голубые и серебристые тона четырехместная птица, размерами туловища чуть больше земной легковушки или джипа. Ее продолговатое, похожее на баклажан туловище спереди было совсем прозрачной кабиной, имеющей только узкий непрозрачный пол, на котором в два ряда стояли довольно удобные на вид сдвоенные сидения, больше напоминающие мне глубокие кожаные гамаки на ножках.
Сзади этот серебристо-голубой баклажан, плавно сужаясь, переходил в широкий раздвоенный ласточкин хвост, размерами более двух метров .
Баклажан неподвижно лежал прямо на земле, подобрав под себя четыре толстеньких и коротеньких ножек-подставок. Его огромные перепончатые прозрачные крылья, словно пятиметровые паруса, были полностью развернуты и шумно трепетали прозрачной пленкой на ветру.
Мальчик дотронулся до пузыря кабины, и он с мягким шуршанием съежился назад, пропуская нас внутрь, словно капюшон земного кабриолета.
Ланна в нерешительности замерла на пороге кабины:
- Вел, милый! Ты ведь собираешься показать мастерство Гостю, а не своему еще не рожденному крохотному братику, верно? – мягко намекнула она, ероша мальчику волосы.
Тот огорченно кивнул:
- Да, конечно мамочка. Посмотри на нас с земли. Ладно?
Я весь сжался в комочек нервов:
- По твоему, я должен, без тебя подняться в воздух на этой птице, управляемой двенадцатилетним мальчиком? – наигранно улыбаясь и стараясь говорить как можно добрее, обратился я к супруге.
- Нет, конечно же! Вовсе не должен. Особенно если страшно... Ты можешь вместе со мной наблюдать его полет с безопасной земли, – наигранно улыбаясь, ответила Ланна.
Воцарилась немая пауза. Мальчик задумчиво и грустно рассматривал меня в упор. А я рассматривал его волосики, мягко подрагивающие на голове в порывах не сильного горного ветерка.
Опустить себя ниже этого мальчика, я, молодой офицер, не мог.
И тогда я молча шагнул в кабину орнитоптера...
Когда мы оба удобно уселись на передних креслах, прозрачный капюшон с шуршанием расправился, надежно изолировав нас от всего окружающего.
Точнее было сказать, что мы не сели, а почти легли в пологие, низкие, облегающие тело гамаки-сидения. Материал, из которого они были сделаны, был мягким, упругим, напоминающим кожу. Он моментально принял форму наших тел. И тут же что-то властно сдавило нас с боков, надежно фиксируя в объятиях кресел.
Помню, я сразу подумал, что в этом узком пространстве под герметичным пузырем скоро будет жарко и влажно от дыхания, а потом станет трудно дышать.
Но к моему удивлению, сразу же из-под ног подул мягкий, морозный ветерок, остро пахнущий горным озоном и перцовой мятой.

Управление аппаратом на вид было простое. Две простейших педали и две отдельных рукоятки - под правую и под левую руку, находившиеся на подлокотниках каждого кресла.
- С помощью педалей аппарат поворачивает вправо и влево. Левая рукоятка управляет размахом и скоростью махания крыльев. Правая рукоятка управляет наклоном восьмерки, которую описывают в воздухе машущие крылья, - тихо и серьезно объяснил мне зачем-то мальчик.
Теперь его лицо внезапно стало очень строгим, не по годам сконцентрированным и сосредоточенным.
- Ничего не понял. И вообще, зачем ты мне это объясняешь? – взволнованно спросил я, рассматривая его красивое личико в упор.
Если честно, этот мальчуган все больше и больше мне нравился. Сейчас, увидав его моментальное перевоплощение во взрослого, я был не на шутку восхищен. Кажется, я начинал входить во вкус приемного отца. В конце концов, два пацана искренне лепящихся к тебе и готовые запрыгнуть на облако ради твоего уважения, это дважды лучше чем только один, - мысленно успокаивал себя я.

- Все летучие машины могут управляться Сетью - дистанционно. Но когда применяется ручное управление, а это бывает только во время спортивных и учебных полетов, каждый человек в кабине должен знать основы полета, – сглатывая слюну, строго объяснил мальчик.
- Не понимаю. Зачем? Мама сказала, что ты хороший пилот, - честно удивился я и машинально отметил про себя, как странно называть Ланну мамой....
- У меня, как у любого человека, может внезапно остановиться сердце. Или вдруг я поперхнусь слюной и потеряю сознание. Или что-то еще. Сеть не сразу поймет, что наша Птица падает или, например, что я не дурачусь. Ясно? – очень сдержано, как о совершенно обыденном пояснил он.
Я смутился, насупился. Мне от его слов стало совсем не по себе. «Боже мой! Как же они воспитывают детей? Говорить перед полетом, об остановке собственного сердца...» - подумал я, с интересом всматриваясь в мальчишеское лицо.
И еще... При слове Сеть я невольно вспомнил сегодняшнюю сцену в столовой, когда Кайра разговаривала с невидимым собеседником. Я растерянно подумал, искоса осматривая стены и потолок кабины: "Как же Сеть будет наблюдать за нами в воздухе? Здесь нет никаких устройств связи, микрофонов, экранов, передатчиков..."
А он продолжил:
- Орнитоптер - это не самолет. Не вертолет. Не планер. Он летит, как птица, совершая колебания крыльями. Крылья машут не так, как в сказках - вверх-вниз. Крылья описывают в воздухе восьмерку. Эта восьмерка всегда наклонена вперед и немного в бок. От наклона махания крыльев зависит подъемная сила, направление полета и скорость. Ясно?
- Не совсем. Что и как от чего зависит? - переспросил я.
Мальчик похвально посмотрел на меня. Мое отношение к делу ему понравилось:
- Если восьмерка махания наклонена вверх под сорок пять градусов, Птица будет неподвижно висеть, или вертикально подниматься вверх, или вертикально опускаться. Это зависит от скорости махания - от левой рукоятки. Правой рукояткой можно наклонять восьмерку махания в любую сторону, и тогда Птица полетит в ту же сторону. Можно наклониться и лететь вперед, вправо, влево, даже хвостом вперед, и даже под любым углом вбок. Ясно? - объяснил он.
- Т.е. одной рукояткой регулируем силу крыльев, а другой наклоняемся в любую сторону и летим в ту-же сторону? - переспросил я.
Он довольно кивнул.
Мальчик скинул сандалии на пол и, положил босые ноги на педали, которые тут же, как и кресла, обняли его худые и жилистые ступни с боков.
Взяв рукояти управления, Велек немного отклонил их, и два огромных крыла медленно поднялись по бокам, резко хлопнули об воздух, словно птица оживая, расправляла могучие крылья.
Сильные хлопки, и весьма ощутимая вибрация очень быстро нарастали.
Я обалдело наблюдал за всем этим, не веря своим глазам. Казалось у основания крыльев и в самом корпусе птицы не было никаких моторов или механизмов.
- Какая сила, какой источник энергии движет крыльями? – удивленно воскликнул я, когда мощные хлопки подняли огромное облако песка и пыли вокруг нас.
- Я не знаю. Спроси у мамы или у Исполнителей. Что-то вроде преобразователя солнечной энергии в энергию химических мышц. Там какие-то волокна из специальных полимеров. Мы это еще только потом будем изучать, – машинально ответил мальчик, нервно оглядываясь по сторонам через поднявшийся вокруг нас песчаный буран.
Он заметно нервничал, и весь вздрагивая в руках и ногах, пытался удержать равновесие уже почти ничего не весящей птицы.
В этот момент орнитоптер оторвался от грунта, вырвался из облаков пыли и, покачиваясь на ветру, быстро пошел в сторону моря.
У меня сразу же сильно закружилась голова и больно заложило уши. Мы все время проваливались и взмывали, раскачиваясь и наклоняясь в воздухе, словно поплавок на игривой волне.
Вскоре я чуть-чуть освоился, и полет начал мне нравиться.
Раньше я не раз летал на различных самолетах и вертолетах. И один раз даже на спортивном планере. Но это ощущение было несравнимо ни с чем.
Я все больше проникался доверием и какой-то безотчетной душевной радостью к этой удивительной птице, взмахами огромных крыльев несущей нас над заливом.
Теперь мы шли уже на солидной высоте, выше гор, едва не достигая высоты редких пушистых облаков. Я впервые увидел залив и океан с воздуха. Цепь удивительно красивых зеленых островов самого разного размера и форм, уходила вдаль к туманному горизонту.
Мальчуган управлял полетом очень сосредоточенно и уверенно. Я с восхищением следил за его худощавыми, мускулистыми, загорелыми руками и ногами на педалях и ручках управления снарядом, и почему-то подумал, что уже, наверное, буду любить его, как настоящий отчим.
Странное, прежде неизведанное чувство расцветало в моей душе.
Я впервые допустил для себя, что могу искренне полюбить и заботится о совсем чужом, не родном мне мальчишке. Я признался себе, что могу без стеснения любоваться им и даже гордиться так, словно это мой собственный сын или младший брат.
Совершив глубокий пологий разворот над морем, Велек развернут снаряд обратно к берегу.
- Это твой первый полет. Я не выполняю спортивный виражи. Я хочу, чтобы полет тебе просто понравился, – тихо объяснил он, даже не поворачиваясь ко мне.
Невидимые вентиляторы с шипением гнали из под кресел обжигающе морозный и мятный, горный воздух.
И мы уже привычно покачиваясь как в сказке плыли в практически прозрачном пузыре среди облаков.
У меня в душе страх и недоверие к этому прекрасному мальчику, к этой могучей птице, несущей нас над океаном, полностью сменились почти ненормальной радостью и опьяненным ликованием.
Такого приятного волнения, такой необыкновенной гордости за род человеческий я еще не испытывал от рождения!
«Я лечу над Миром в рукотворной Птице! Этой Птицей управляет двенадцатилетний мальчик!» - пело у меня в душе, словно Гимн всему роду человеческому.
И я чувствовал себя причастным к великой и прекрасной мечте!
Я чувствовал себя причастным к настоящей Сказке.
- Я хочу попробовать! Позволь мне это сделать ! - попросил я Велека.
Но услышал категоричный строгий ответ:
- Нельзя. У тебя только шестой сан. Чтобы управлять машинами, нужный седьмой сан, и спортивная тренировка с инструктором.
- Но ведь ты хороший инструктор. И потом я же Гость, взрослый, опытный человек. Ты же не захочешь ударить в грязь лицом или применить моральное насилие к Гостю? – сам не соображая, что несу, продолжал настаивать я.
Мальчик не на шутку задумался. Тень сомнений скользила по его лицу.
Было видно, что я затронул, что-то очень важное в его понимании этики...
- Ладно. Только это останется между нами. ты попробуй осторожно, но ни кто не должен о твоем полете узнать, - нехотя согласился Велек:
- Ты, пожалуйста, не изменяй режима качания. Не наклоняй снаряд и не закладывай вираж. Просто подержи рукоятки и немного порули туда-сюда , вниз-вверх, - напряжённо вздохнув согласился он.
Я, не снимая сандалий, осторожно положил ноги на педали, чувствуя, как они обняли меня своей упругой кожей по щиколотку. А затем взялся за рукоятки и начал их немного отклонять.
К моему неописуемому волнению и восторгу Птица чувствовала ничтожные, миллиметровые отклонения рукояток и педалей, реагируя на них моментальными наклонами, поворотами, взлетами и провалами.
И от этой сумасшедшей власти над Небом у меня кружилась голова и хотелось громко петь!
Вскоре я интуитивно освоился, уловив закономерность реакций Птицы на мои действия.
Мне подумалось, что управление ею действительно доступно любому ребенку, и у этого Велека нет особых талантов и заслуг.
Сам не зная почему, я решил показать мальчугану, что и взрослый человек с Земли может разогнать эту штуку до спортивной скорости. И я стал сильно увеличивать взмахи крыльев и наклон качания вперед.
Птица сразу как пришпоренная понеслась вперед. Сквозь хлопки крыльев стало слышно, как свистит и ревет воздух, рассекаемый хвостовым оперением.
Береговая линия начала надвигаться на нас со все возрастающей скоростью.
- Отпусти управление немедленно! Ты сорвешь вихрь с плоскостей! – завопил на меня мальчик, громким, срывающимся в детский писк криком.
Я очень сильно на него обиделся. Вот трусишка, подумал я, подбирая слова, чтобы его успокоить, как маленького. Мне почему-то стало немного радостно от его испуга: будет теперь что сказать им всем, рассказав как он от испуга визжал, ухмылялся я, чувствуя торжествующую победу Землянина.
В это момент внезапно что-то произошло.
Я даже не успел понять что. Крылья внезапно дернулись и стремительно, беспомощно задрожали, как в вакууме. Куда бы я не двигал ручки, это не помогало никак. Теперь мы, словно потеряв опору, проваливались, быстро вращаясь как в штопоре и приближались к земле.
Я пытался изменить угол и скорость качания. Но крылья не находили никакой опоры в воздухе, беспомощно трепыхались на встречном потоке.
И у меня полностью перехватило дыхание. Сумасшедшая радость и гордость моментально сменились испугом и отчаянием.
Я отпустил управление и вытащил ноги из педалей. Велек пытался что-то сделать, изменяя угол атаки крыльев, но птица камнем неслась на людей, копошившихся на пляжах школы.
Внезапно прямо возле нас я услышал громкий и спокойный женский голос.
- Произвожу захват управления! Управление орнитоптером захвачено. Ручное управление заблокировано. Выполняю маневр аварийного выхода из пике.
Краем глаза я заметил, что мальчишка с головой вжался в сидение.
- Закрой голову руками! Ничего не трогай. Аппаратом управляет Сеть! – прокричал он мне отчаянно, переходя на крик.
В это время огромные крылья сложились и прижались к бортам птицы, позволяя ей разгоняться в своем падении все стремительнее.
- Произошел срыв несущего воздушного вихря с крыльев. Сеть пытается вывести аппарат из пикирования, – перекрикивая вой рассекаемого оперением воздуха, кричал мне мальчик.
И я уже совсем запутался. «Неужели ему не страшно? Зачем он все это мне кричит?» - не понимал я.
Внезапно крылья с сильным хлопком раскрылись, встав, словно огромные паруса прямо поперек встречному потоку воздуха.
Это произвело такой удар, что меня буквально вывернуло изнутри наизнанку, и я сильно закашлялся собственной слюной.
Сильные хлопки следовали все быстрее и быстрее.
Что-то подхватило нас, быстро совершая торможение.
Краем глаза я увидел, как огромные крылья совершают взмахи под углом сорок пять градусов, переводя машину в режим вертикального парения.
Но земля все еще очень быстро приближалась. И крыльям явно не хватало мощности полностью затормозить падение.
Я с ужасом наблюдал, что мы падаем в какой-то невысокий лес на самом краю горного склона, пологим обрывом спускающегося к морю.
Оставались десятки метров, и я весь съежился, ожидая удар.
В этот момент крылья внезапно сделали отчаянные рывки и разрушились, не выдержав силы собственного махания. Но это почти полностью затормозило падение.
Поврежденный орнитоптер на мгновенье замер над самыми деревьями, а затем с порванными перепонками с треском рухнул на кроны деревьев.
Я плохо помню, как весь окровавленный и изодранный, извлекал из завала ветвей и обломков Птицы измазанного кровью мальчика.
Он негромко стонал, но меня подбадривал, говорил мне что-то, вроде:
- Ничего страшного. Просто напоролся животом на сук. Все могло быть и хуже.
Со всех сторон к нам уже бежали сквозь заросли люди.
И вторая, могучая Птица, вертикально снижалась над лесом, прямо над нами.
А я все плакал и плакал как маленький, зажимая рукой кровоточащую рану на боку мальчика.
Мне казалось, что они приближаются к нам слишком медленно.
Я орал на них, то и дело, размахивая руками.
И только бледный Велек молчаливо улыбался и задорно подмигивал мне.