(Глава первой части книги Александра Зохрэ
"Жизнь на Овалоне")

Странное дело память человеческая…
Помню, теплым звездным июльским вечером мы медленно шли вместе с Ланной по живописной аккуратно уложенной камнями пальмовой аллее, плавно извивающейся вдоль морского берега. Одинокие парочки и даже дети с родителями то и дело встречались нам по пути.
Так же, как и мы, они наслаждались негромким шумом прибоя, песнью цикад, ароматами ночных цветов, распустившихся совсем рядом, в зарослях прибрежного крымского парка.
Было очень хорошо и спокойно. Даже почему-то радостно. Говорить не хотелось. И на этом чудном крымском берегу не хватало только негромкой музыки, льющейся из разбросанных вдоль набережной ночных кафе. И запаха шашлыков и мерцающих над деревьями световых реклам ночных ресторанов...
И еще… Еще сразу три луны сияли на звездном небе.
И это был не Крым.
И первой об этом почему-то вспомнила Ланна:
- Странно устроена человеческая память. Когда человеку хорошо, он так охотно забывает трудности и страдания, - задумчиво сказала она, нежно вложив свою ладошку в мою.
- Ты о чем? – не понял я и вздрогнул, вдруг в испуге осознав, что едва не провалился в воспоминание. Что это вовсе не мама гуляет сейчас со мной в моем детстве по аллеям Крыма.
- Проскочив огромный кусок Галактики в звездолете прямого луча, люди часто не думают о том, что произошло с ними. Не хотят вспоминать о тех триллионах сложнейших технических процессов и вычислений, которые должны были безукоризненно работать для этого, - печально вздохнула Ланна.
- Я не понимаю тебя, милая, - отозвался я, нежно привлекая супружницу за талию:
- Ты о чем говоришь со мной?
- Вся история звездоплавания написана кровью расслабившихся людей. Это нескончаемая череда расплаты за мельчайшие огрехи, даже за мельчайшие чувственные слабости, - отозвалась Ланна. А затем внезапно резко остановилась. Повернулась ко мне лицом. Крепко сжала мою ладонь и сказала решительно, твердо, тихо:
- Земля очень далеко, милый. Тебе следует отказаться от роли посла на Земле. Твое место здесь. С твоим будущим сыном. С Велиаром, который уже полюбил тебя и готов идти с тобой хоть в пекло хоть в омут.
Я упрямо мотнул головой, собираясь что возразить, но она жестом меня остановила:
- Ты не понимаешь, милый, что такое дружба и любовь овалитянских подростков. У вас на Земле этому просто нет аналогов. И Велиар, как раз в таком возрасте, когда смотрят с восхищением на любого мужчину, который его обнял. Твое место здесь, со мной и с ним…
Я расстроился. В ее голосе мне почудился упрек, сомнение и даже тщательно скрываемый страх.
Я подумал, что она, несомненно, значительно более развитая и образованная, понимает и возможно даже скрывает от меня что-то очень важное. То, о чем я, земной человек, привезенный сюда на их «волшебной звездной колеснице», даже не догадываюсь.
- Если я останусь здесь, что случится с мамой? Что случится со всеми, кто, возможно, еще ждет меня на Земле? – осторожно спросил я.
- Думаю, мне удастся убедить Правительство привезти твою мать на следующем рейсовом корабле, отправляющемся к Земле через пару лет. Что касается всех других людей, то не стоит преувеличивать твое значение в их жизни. И вообще, Земля очень далеко. Если бы не технология прыжка наших кораблей, то можешь считать их всех оставшихся в далеком мрачном прошлом, из которого ты вырвался благодаря нашей с тобой любви, - возразила Ланна.
- Ты советуешь мне, советскому человеку, забыть Родину? Поселиться здесь, в Раю, бросив людей ждущих ответы на вопросы их жизни и смерти? – встрепенулся я.
- Твои ответы никто на Земле не ждет, - грустно вздохнула она:
- В социальных процессах часто очень мало логики. Ваши лидеры, как маленькие дети, как первобытные люди хотят взлететь к Солнцу, к прогрессу управляемого наукой общества на примитивных крыльях, склеенных воском из перьев , - возразила Ланна.
- Я не понимаю тебя. Ты, обычно такая корректная и сдержанная, теперь открыто оскорбляешь мои убеждения и Родину, - возмутился я.