(Глава первой части книги Александра Зохрэ
"Жизнь на Овалоне")

В этот момент орнитоптер сильно тряхнуло и, видимо, попав в воздушную яму, он начал стремительно проваливаться, возвращая меня к реальности, заставляя в испуге схватиться за поручни кресла. К моему удивлению, Птица вообще прекратила махания и несколько секунд просто парила с распластанными неподвижными крыльями, продолжая проваливаться. Но уже через десять секунд, видимо проскочив разряжение, она начала быстро набирать высоту, и меня теперь сильно прижало к спинке.
А тем временем виртуальный новый мираж снова перенес меня в подземный город. Но теперь уже к горячим печам, к верстакам мастерских, возле которых с напряженными лицами, с тяжелыми инструментами в руках стояли серьезные, бледные, но мускулистые люди. А затем странными туннелями, разрисованными грубым меловым декором под зеленые улицы и кварталы причудливых деревянных домов, утопающих в земных садах, я словно бы поднялся опять на берег. На его суровые камни к шипящим и пенящимся волнам.
Здесь, на берегу, закутанные в грубые комбинезоны, взрослые и дети небольшими группами тащили из воды сети, или с металлическими корзинами собирали выброшенных волной морских животных.
- Это были по-своему героические люди. В холоде, в лишениях и в постоянном голоде они упорно пытались построить свою социальную утопию, - мир в котором каждый просто счастлив своей работой, своей любовью и своими детьми, - продолжала объяснять Исполнитель голосом пожилой женщины.
Рассматривая нелепые рисунки на стенах пещер и туннелей, я внезапно понял, что все растения и дома на этих рисунках были земными! И, словно прочитав мои мысли, Исполнитель сказала:
- Они ужасно тосковали по утраченной Родине. По затерянной во мраке звезд полузабытой Земле. Страдали от фатальной невозможности вернуться к Земному Солнцу. Проклинали дедов и прадедов, откопавших в прибрежных дюнах Атлантиды корабль Эльфов и решивших с его помощью искать себе новую Родину во Вселенной, – печально продолжала рассказ моя невидимая учительница.
- Все, что они создали с того момента, как отделились от основной группы овалитян, пропитано невыносимой болью и тоской. Они не приняли мир Овалона, его шестилапых существ, его вечно весенний климат, его строгое требование к изменению морали и цели жизни людей. Заключив себя в добровольное изгнание в этих пещерах в самой холодной точке планеты, миримокуины ностальгически пытались воссоздать хотя бы иллюзию привычного им мира Земли, фанатично отрицая не только тепло и свет Овалона, но и любое напоминание о нем.
Но истина была коварна и жестока.
Истина теплилась в их ожесточенных душах угольками запрещенных надежд.
Эти люди, проклявшие сказку Овалона, после нескольких веков своего семейного строительства на северных островах, все в своих душах надеялись на чудо!
На то, что когда-нибудь им удастся построить парусник и вернуться к теплым экваториальным архипилагам, - вернуться в объятия оставшихся там друзей...

В первые века своего заточения, они убеждали что себя и детей, что цель, строительство справедливого и счастливого общества уже почти достигнута. Они выплавляли металл, строили паровые машины и даже почти освоили электричество. Но спустя столетия, когда силы и надежды иссякли, миримокуины тосковали уже просто по Солнцу, по шелесту деревьев и по свежей утренней росе.
Тосковали хоть по какому- нибудь Солнцу, и по любым , главное, чтобы просто зеленым и настоящим живым деревьям. Пусть даже это будет Солнце и цветы Овалона.
Последние поколения миримокуинов уже не обвиняли людей Овалона-2 в разврате, в подрыве семейных ценностей и в неуважении к личному счастью людей.
Они открыто мечтали и молились всем богам Вселенной, чтобы те, оставшиеся на теплых остравах браться и сестры выжили. Выжили и отыскали их, протянув миримокуинам руку помощи...
Но суровый северный океан грозно отделил их от других людей, - совсем по-человечески грустно вздохнув, объясняла Исполнитель, попутно показывая мне все новые и новые туннели, печально разрисованные, словно неопытными руками детей.
- И никто из них не попытался вернуться к экватору? К теплу, к людям, к Солнцу? – пораженный услышанным, воскликнул я. Эта страшная история настолько разбередила мою душу, что я на время даже забыл, что сам сейчас лечу высоко под облаками на огромной рукотворной Птице.
Тем временем ни видимая обучающая машина продолжила:
- К концу четвертого века с момента посадки атлантов на Овалон или примерно полтора века после бегства миримокуинов в коммуне одно за другим вспыхнули несколько восстаний.
Молодежь и даже старики - правнуки первых миримокуинов, еще помнящие правду о переселении с Земли, поставили под сомнение теорию о том, что человеку подобно животному, для счастья достаточно просто труда, любви и семьи.
Они попытались строить парусники и даже пароходы чтобы через океан, даже ценою гибели смельчаков передать остальным людям мольбу о помощи, – отозвалась Исполнитель, тут же показывая мне сцены каких-то собраний, общественных беспорядков в гигантских, освещаемых масляными лампадами пещерах, и даже драк.
Я словно бы на мгновение очутился в толпе кричащих и спорящих, трясущих над головой руками людей, при свете масляных светильников собравшихся в обширных пещерах. Мираж был настолько четким и реальным, что я даже пару раз рефлекторно дергался в кресле, пытаясь увернуть голову или плечо от движений взволнованных людей. А затем Исполнитель продолжила свой урок:
- Идея, счастливой и честной семьи, такая привлекательна и понятная, не работала. Ни здесь, в пещерах изолированного от всех мыслимых врагов общества, ни на Земле, ни в прошлом древних городов-государств Греции, - нигде. Это была одна из тех мертворожденных идей, которые свойственны подростковому наивному миропониманию людей, которая кажется надежной и заманчивой. Но при попытке реализации, вступает в противоречие с самой человеческой сущностью. Лишь только оказавшись на краю гибели миримокуины поняли, что человек не животное. Что ориентир на личные нужды и личное счастье человека не может объединить людей и цементировать общество.
Но вернемся к миримокуинам, сказала Исполнитель, показывая мне строительство каких-то небольших судов, опыты с паровыми двигателями, горячие кузницы и мастерские в недрах горы.

- Для пароходов у миримокуинов не хватало топлива. Горючих веществ и жиров, которые они добывали из рыбы, водорослей и грибов, едва хватало для освещения, отопления помещений и для небольших металлургических мастерских, производящих кое-какую утварь и инструменты. Положение своих островов на карте Овалона они не знали, так как лидеры коммуны, обманом завлекшие их сюда, уничтожили бортовые компьютеры и все записи тех катеров еще в первые годы этой эпопеи. Им казалось, что так будет исключен соблазн разрушения социализма изнутри, и они приняли все меры, чтобы насильно изолировать своих людей от всего окружающего, как им казалось - враждебного социализму мира.
Оставался только ветер и весла. Но плыть, полагаясь на ветер и весла, неизвестно куда через бушующий северный океан, мимо ледяных айсбергов и коварных рифов - оказалось еще более немыслимым, – продолжила Исполнитель, показывая мне глобус Овалона и положение трех одиноких полярных островов на нем.
- И они что, так и не попытались?! – удивленно воскликнул я, чувствуя в горле комок боли и отчаяния. Внезапно я поймал себя на мысли, удивившей меня не менее, чем сама эта история. Я заметил, что вместе с миражами и звуками Исполнитель передает мне еще и чувства людей, о которых идет рассказ.
«Эта удивительная технология общения может совершить революцию в обучении детей Земли» - думал я.

Но Исполнитель заметила скачек моего внимания и нарочито строго продолжила:
- Восстания несогласных миримокуинов были очень жестоко и кроваво подавлены. К тому времени население островов составляло более пятидесяти тысяч человек.Эти острова уже не могли прокормить такое количество людей. В коммуне началась цинга, узаконенный постоянный голод. Как всегда бывает в таких условиях, далеко не все жили по законам социалистической нравственности. В человека генетикой заложено искать выход из любой противоестественной ситуации. И в коммунах, вместо семейной идиллии, честного распределения и равенства, началось воровство, коррупция руководителей, ну и все, что происходит там, где семьи пытаются любой ценой спасти и накормить именно своих бесценных детей.
Видение исчезло.
Я внезапно ощутил себя опять летящим в орнитоптере. Пока Сеть обучала меня, Птица поднялась высоко над облаками. Теперь уже она парила на почти восьмикилометровой высоте, где-то между кучевыми и перистыми облаками. Сильными, но редкими взмахами могучих крыльев, поддерживая теперь уже довольно плавный полет.
Я заметил, что крылья из совсем прозрачных теперь стали довольно матовыми, с заметным зеленовато-серым оттенком. Ланна обернулась ко мне, почти неестественно вывернув голову, насколько позволяла шея.
- Что это случилось с крыльями, или просто такое освещение на высоте? – поинтересовался я.
- Крылья орнитоптера, как листва деревьев, как живая солнечная батарея, подзаряжаются Солнцем. Когда они полностью заряжены, то чтобы не греться на Солнце, становятся прозрачными. Когда нужна дополнительная энергия, они темнеют, чтобы поглощать лучи подобно растениям, – объяснила Ланна.
- Ты видела все, что мне сейчас показывали? – осмыслив эту новость, вернулся я к прежней теме.
- Нет, дорогой! Я немного вздремнула, пока ты общался с Исполнителями. И к тому же ты не попросил включить групповой режим видения, – виновато улыбнулась она.
- Но ты знаешь все про коммуну миромокуинов? Я думаю, знаешь, раз мы летим знакомиться с ними! - спросил, и тут же сам себе ответил я.
Ланна кивнула, вздохнула и печально мне ответила.
- Я-то, конечно, знаю эту грустную историю. Только общаться там уже не с кем. Мы летим смотреть кино. Летим в музей...