Эпилог: Последний Бастион (ДП)

(Глава книги Александра Зохрэ "Дети периметра)"

Эпилог: Последний Бастион.

Рыжекудрый мальчик рыдал, уткнувшись носом в подушку на своей кровати. Его трясло. Трижды нянечка и двое воспитателей пытались взять его за руки, чтобы доктор могла сделать укол. Но каждый раз отпускали, боясь поломать иглу.
- Она упала! Упала! Я видел! Она упала за лесом, - захлебываясь слезами, повторял Игорь.
И только когда во дворе послышался громкий, стрекочущий, свистящий звук, ребенок немного притих.
Его сразу же напоили водой, сделали укол легкого успокоительного. Уложили на кровать. Седовласая ночная нянечка, присев рядом с ним, обняла малыша, прижала его голову к своей груди.
- Всё образуется. Все будет хорошо, Игорёк, - как-то очень растерянно успокаивала она мальчика, нежно перебирая его рыжие волосы.
Но мальчишка продолжал всхлипывать, тихо шептал однообразное.
- Она упала. Упала за лесом…

Ошарашенные, испуганные дети, кто в чем был, босяком, в трусах и в майках обступили товарища. Робко прикасались к его плечам. Брали в руки его мокрые от слез ладони. Они шептались, испуганно поглядывая на взрослых и не зная, что делать, как помочь другу.
В спальню вошел директор. Он был в заснеженном офицерском тулупе, в валенках.
Его мокрые от снега черные валенки в блестящих резиновых калошах очень странно смотрелись на пушистом ковре, рядом с босыми ногами детей.
Лицо генерала было бледным, но мужественным и суровым.
- Прекратить выделять сопли! Немедленно! Нам ещё захлебнувшегося соплями курсанта, не хватало! - сурово приказал директор, слегка сжав подбородок мальчугана.
- Ты мне нужен там! Три минуты на сборы! Жду тебя в вертолете.
И вдруг как закричит на ребенка:
- Не жалеть себя!
Ты курсант или кто?!

Приказ сработал. Истерику словно сдуло ледяным ураганом.
Мальчуган поднялся, продолжая всхлипывать, вытирая сопли о руку.
- Может, пожалейте его. Он же совсем деточка! - попыталась вступиться нянечка.
Но генерал только зыкнул на нее и ушел из комнаты.
Воспитательница и дети, громко перешептываясь, подавали ему одежду. Помогали засунуть руки в рукава, застегнуть пуговицы и молнии одежды.

Стрекот лопастей и свист турбины во дворе окончательно взбудоражили школу.
Страшная новость моментально разнеслась по всем этажам.
- Упала. Упала, возле Минска… - перешептывались ошеломленные дети.

Игорёк, легонько поддерживаемый под руку врачом, вышел из спального корпуса и, шатаясь, поплелся к стрекочущему вертолету.
Ротор вращающегося винта поднимал снеговой буран, затрудняя приближение к люку.
Бледные и потухшие, как огарок свечи, двое взрослых и девочка-подросток уже находились на борту машины.
Девочка тупо смотрела перед собой, прижимаясь к не молодой, растрепанной женщине.
Женщина, словно глухая и немая, методично гладила девочку, устремляя свой взгляд в пустоту.
Игорьку подали руку, втянули на трап и захлопнули за ним дверцу.
Быстро набирая обороты, взвыла турбина, наполняя вертолет монотонной вибрацией. Геликоптер рванулся в утреннее небо, боком уходя к северу, разворачиваясь на ходу.
Острый запах авиационного топлива, надсадный свист турбины вырвал Нату из шока. В её контуженное сознание постепенно проникала действительность. Уходили в прошлое мечты о планерах, о сказочных рыцарях и добрых волшебниках. Обретали смысл непонятные слова друга…
Через открытую дверцу кабины доносились тревожные звуки рации: «Я 916-й. Я 916-й. Взлетел. Иду на Минск».
Уже почти рассвело. Они шли невысоко над лесом куда-то в сторону города, утренние огни которого ещё подсвечивали темные снежные облака на горизонте.
Ната судорожно сжимала в руке небольшой серебряный крестик с распятием, снятый с шеи час назад.
Впервые в жизни девочка плыла над землей. Плыла, приближаясь к страшной цели своего первого в жизни полета.
И сильная вибрация, и металлический холод борта, к которому она прижималась щекой, и острый запах авиационного топлива открыли ей тайну последних лет из жизни друга.

- Господи Иисусе! Святая дева Мария! Мать Богородица! Помогите мне! Сделайте так, - чтобы он был жив. Пусть хромой, пусть без рук, обгорелый. Только бы жив! Я всю жизнь согласна на коляске его катать. Пусть только жив! Умаляю Вас! - неслышно, одними губами шептала девочка, отвернувшись к иллюминатору, сдавливая до боли крестик.

Спустя минут десять, они увидели внизу машины и отряды оцепления.
Желтые милицейские УАЗики и военные ЗИЛы, перекрыли дороги и тропинки идущие к какому-то лесистому холму.
На склонах холма были видны разрушения, поваленные стволы огромных деревьев, как щепки разбросанные тут и там.
Вертолет резко наклонился, огибая холм по широкой дуге.
У девочки на мгновение замерло дыхание и громко екнуло сердце. Навернулись слезы, потому что она представила себе, что чувствовал он. Там.
В пикирующей над лесом машине…
Теперь через иллюминаторы виднелись разбросанные среди деревьев металлические обломки, куски искорёженных крыльев Птицы, части корпуса, с корнем вырванные и сломанные словно спички стволы вековых сосен.

Прямо под ее иллюминатором проплывал кусок переломанного крыла с красивой зелено-оранжевой эмблемой Школы. Раньше она не раз замечала такие картинки на рубашках и даже на тетрадках Витьки, принимая их за пижонство. Это был парящий на распластанных крыльях зеленый, рогатый дракон с сидящей на его спине босоногой девчонкой.
Ната закрыла лицо ладошками, заплакала, почти неслышно в стрекоте лопастей и свисте турбины.
Она всё ещё не выпускала из рук маленький крестик на серебряной цепочке, словно страховая нить этой вещицы как-то связывала её с другом.

Игорёк смотрел вниз безмолвными, остекленевшими глазами. А двое взрослых то и дело молчаливо прижимали к себе этих внезапно ставших для них бесценными «чужих» детей.
Покружив над холмом, пилот нашел подходящее место и завис почти над самой землей. Вертолет неуверенно покачивался над кустами присыпанного снегом орешника.
Вниз спускались по выскальзывающей из-под ног веревочной лестнице. Сначала мужчины. Затем дети и потом женщина.
Геликоптер, подняв снежные вихри, с грохотом ушел в небо и завис над холмом, оставляя их брести в сугробах по хрустящему под снегом валежнику.
К месту гибели Птицы, через снег, добирались молча.
Обходя холм, пробивались сквозь орешник, невысокие елки и коварно глубокие сугробы.
На другом склоне поросшего лесом холма их уже поджидали военные.
Невысокий майор, подавшись навстречу, представился начальником поисково - спасательной группы. А затем спросил неуверенно:
- Товарищ генерал! Может быть, оставим детей и женщину здесь?
- Нет! Они должны видеть все! Я хочу, чтобы они, наконец, что-то поняли!– резко ответил директор Школы.

- Как это случилось? - спросил он, едва переводя дыхание от лазания по сугробам.
- Дети отключили, вывели из строя компьютер, когда тот пытался провести их над городом в гражданский порт. А затем сбросили топливо. Поэтому пожара и взрыва не было, - объяснял офицер на ходу.
- Дуралеи! Не поверили Птице... Решили всю ответственность взять на себя, - мрачно отозвался директор.
- Если бы парашюты были ... – постоянно с досадой повторял майор.
- Парашюты, катапульты. Один хрен! Это дети. Им здоровья не хватит выстрелиться, - огрызнулся генерал.
- Теперь Школу закроют. Будут все следы заметать, - вздохнул майор.
- Её и так собирались переводить в Сибирь. Эта территория подлежит затоплению. Здесь какое-то водохранилище и канал строят. Вилейский, кажется, - глухо отозвался генерал.

Дальше шли молча, обходя вывороченные деревья, продираясь сквозь нагромождения заснеженного орешника.
Дети часто отставали, и их приходилось тащить через снег за руки.
Девочка едва не теряла сознание, все время что-то шептала себе под нос.
Женщина то и дело нагибалась к ней, целовала в щеку и в лоб, предлагая остаться с солдатами. Но Наташа упрямо качала головой.
- Что там, впереди? Наверное, страшно? Что-нибудь, уцелело? – как можно громче спросил отец, подготавливая жену и детей к ужасному…
- Был сильный удар. Всё разбросано на большой площади, – неохотно ответил офицер.
- Лучше было бы не тащить туда детей и женщину…

Но те упрямо шли, и в их сердцах ещё теплилась невероятная, сумасшедшая надежда.
Вскоре люди приблизились к просеке, возникшей из вывороченных с корнями огромных деревьев.
Словно гигантский бульдозер прошелся своим ножом по вершинам лесных великанов, а затем уперся в холм.
Тут и там валялись куски разорванной на части Птицы.
Колёса. Листы серебристого металла. Искореженные, дымящиеся агрегаты.
Изодранные в лохмотья, разноцветные трубки и провода.

Везде сновали унылые, замерзшие солдаты в серых армейских тулупах.
Они остановились в самом центре разрушений.
Подавленно рассматривали обломки и поваленные стволы вековых елей.
Наконец, где-то в полукилометре от них кто-то из солдат закричал во весь голос.
Люди бросились на крик к видневшимся на склоне зарослям орешника.

Там, вдали, два совсем юных тела лежали в груде каких-то обломков.
Несмотря на кровь и грязь, издали они были неестественно красивы, лежащие среди февральских снегов в своих тонких белых костюмах на молнии.
Казалось, дети просто спали, безмятежно устроившись в снегу, прочно пристёгнутые брезентовыми ремнями к огромным, пухлым креслам.
Но вблизи взору людей открывалась ужасная картина разрушений.
Обломки кабины, листы металла и какие-то приборы были перемешаны, словно макароны вилкой.
Наташка задрожала всем своим телом.
Ната вдруг почему-то поняла, что та, красивая, рыжеволосая девочка, лежащая вместе с Витькой в снегу, никогда не была ее врагом...
И ужасная пустота устрашающей дырой угнездилась у нее прямо в сердце.
- Стойте! Нельзя приближаться! Там радиация! - громко кричал солдат со счетчиком Гейгера, энергично махая им рукой.
Странное, фиолетовое свечение, разбрасывая потрескивающее искры, мерцало над заснувшими телами детей и обломками изуродованной кабины.
- Что это за фигня? Откуда это свечение здесь? – удивленно выругался майор, указывая на искры.
- Очень сильное, неизвестное излучение! Вероятно, там, в обломках кабины, ещё работает какая-то техническая система, – отозвался солдат-техник.
Игорёк обхватил голову руками, рухнув на колени в снег и равномерно качаясь из стороны в сторону корпусом.
Ната некоторое время тупо смотрела перед собой красными от слез глазами.
До крови сжала серебряный мамин крестик в кулаке, а затем отпустила его в снег как совсем ненужную вещь.
Медленно, словно во сне, подошла к сидящему в снегу мальчугану и обняла его за плечи.
- Там сестра. Там мой друг. Нет, мой Брат, - очень тихо шептал тот, глотая слёзы.
- Это я натворила. Моя глупость, ревность и страх, - хрипло призналась девочка.
Ей стало жутко от звенящей пустоты, поглощающей их сердца.
Ната представила себе, как завтра это маленькое, свернувшееся колечком в кровати интерната существо одиноко проснется в океане Зла. Представила и прижала мальчишку к себе еще крепче…
Она больше не могла уже сдерживаться, рыдала, прижимая к себе ребенка, словно братика…
Ната, наконец, поняла, что хотел объяснить им директор, волоча сюда, к этим ужасным останкам.
Зло коварно обмануло всех!.
Это она, Наташа, пронесла Зло сюда в своем сердце...
И они, - создатели Школы, больше уже никогда не придут помогать людям Земли.
Потому что ее поступком был разрушен древний Бастион.
Цитадель Разума на Земле...
Последняя надежда Человечества…

* * * * * * * * * *

В голове у Вити звенело и щелкало.
Он с трудом вспоминал случившееся. Где он? Почему так холодно?
Почему-то первым делом ему вспомнился маленький Игорёк.
Он представил себе это хрупкое, одинокое колечко, свернувшееся под одеялом где-то там за лесом, в интернате.
Нужно будет обязательно зайти к малышу, обнять его утром, когда всё это кончится! – подумал юноша.
Сознание медленно возвращалось в отвратительно ноющее тело.

Было холодно. Очень холодно.
Витька застонал и, превозмогая боль, открыл глаза.

Дрожащими, окровавленными пальцами потянулся к Инне, зажимающей синей от холода ладошкой рану на левом плече.
Девушка тоже морщилась от боли, пытаясь остановить сочащуюся по руке кровь.

- Наверное, нравится тебе, Витька, валяться здесь со мной, в февральском снегу, - едва слышно острила неугомонная подружка.

Вдалеке кто-то громко, радостно кричал.
И какая-то черная тень, стрекоча могучим пропеллером, стремительно пикировала на них с небес.

Витька вздрогнул и совсем очнулся.

Они лежали в глубоком снегу, среди обломков погибшего Дракона.
...В легких, испачканных грязью и кровью комбинезонах, и еще крепко пристёгнутые ремнями к его надёжным, защитным креслам.

Странное, фиолетовое свечение неприступным куполом неведомой энергии властно накрывало их тела.
Что-то неизвестное, могучее, гудело и потрескивало в креслах, разбрасывая вокруг фиолетовые искры и не давая ничему приблизиться к телам детей.
В голове у Витьки звенело и щелкало.
Витька нащупал в снегу пальцами обломок металла, сжал до хруста и внезапно для себя, как маленький, заплакал.
- Я убил его... Но Дракон все же выполнил свое главное предназначение. Он закрыл нас от удара и осколков своим энергетическим щитом… - тихо прошептал Витька, не в силах сдержать слезы.

Слезы лились сами собой вперемешку с каким-то радостным смехом.
Витька вспомнил недавние страхи, свою прерванную падением мысль.
Последний Бастион!
Последняя надежда Человечества…
Вспомнил, как боялся подвести людей за Периметром Школы.
Как убил Дракона, отдав роковой приказ.
И о том, как поднялась на пути осколков стена фиолетового пламени...
Он смеялся и плакал как маленький, потому что истина, наконец, открылась ему в слезах:
Люди, создавшие Птицу, были мудры!
Они ненавидели смерть и любую борьбу людей с людьми.
И поэтому Птица несла на крыльях только жизнь.
Только Жизнь!
И ни какого оружия.
Строки наташкиного стихотворения сами собой всплывали в памяти Виктора.

...И пройдут века, эпохи,
Время в бездну улетит,
Силу древней цитадели,
Бастион еще хранит…

- И все таки, за Периметром Школы... Бастион выстоял... – прошептал мальчик, улыбаясь сквозь слезы Инне.

(по мотивам дневника Саши Бек., последняя страница дневника. 1974 г.)