Вход в систему

Консульство Овалон-2

Навигация

  • strict warning: Non-static method Pagination::getInstance() should not be called statically in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 308.
  • strict warning: Only variables should be assigned by reference in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 308.
  • strict warning: Non-static method Pagination::getInstance() should not be called statically in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 403.
  • strict warning: Only variables should be assigned by reference in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 403.
  • strict warning: Non-static method Pagination::getInstance() should not be called statically in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 345.
  • strict warning: Only variables should be assigned by reference in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 345.

Ингуар


Глава третьей части книги Александра Зохрэ
"Жизнь на Овалоне"
Часть называется "Гнездо Дьявола"

Angel.jpg

Ангел шел на двухсоткилометровой высоте, далеко за границей стратосферы. Теперь, после активации осветительной платформы, мир Альмары разделился на солнечную и красную стороны планеты.
Искусственный интеллект Младшего Ангела н вывел платформу с термоядерным реактором и огромным магнитным рефлектором на орбиту и определил для нее медленный дрейф. И теперь солнечные сутки на Альмаре длились чуть больше суток естественных - красных. По стечению запутанных обстоятельств небесной механики красный день почти не совпадал с солнечным днем, постоянно смещаясь во времени и как бы догоняя коричневую ночь.
То, что получилось из этого, совсем не нравилось Кайре:
- Как они там, внизу, будут теперь привыкать жить без ночи? - сетовала она, но ничего не могла поделать: Платформа, не имела двигателей и не могла совершить маневр.

Мы значительно опережали платформу, так как облетали планету по более низкой орбите, и теперь уже пару часов парили над ее сумрачной стороной, обращенной к красному солнцу.
Настроение на Корабле после случившегося было возбужденно-болезненное.
Кайра сразу же собрала всех в командном зале и, надо отдать ей должное, хмуро призналась:
- Я была не права. Велиар молодчина! Его интуиция и настойчивость - поразительны...
Затем, сделав паузу, облизав пересохшие от волнения губы, девушка продолжила, а я почти не слушал ее, удивленно пялился на ее красиво набухшие юные вены на смуглой шее, на ее вздымающиеся при каждом вдохе полуобнаженные груди.
Может, это стресс и нервотрепка так на меня подействовали, но теперь, впервые со времени прибытия на Овалон-2, я увидел рядом с собой прекрасную и очень желанную девушку. Раньше я рассматривал этих людей как-то иначе - отстранено, боязливо что-ли...
- ...Но проблем у нас теперь просто немерено! - продолжала объяснять экипажу Кайра, и ее голос вновь проник в мое сознание.
Девушка машинально скользнула по нам взглядом и, споткнувшись о мои глаза, вздрогнула, поджала губы и отвернулась на других. Думаю, она вполне прочла во мне возникшее внезапно желание...
- Я напомню, чтобы мы не забыли в азарте, - продолжала юная капитанша, больше уже не рискуя смотреть мне в глаза:
- Наша маленькая экспедиция задумывалась как учебная прогулка десяти самых лучших подростков, как своеобразный экзамен досрочного возмужания юных талантов. Цель, которая нам была поставлена - автоматическая станция на планете Альмара-2, не предполагала никаких исследований и, тем более, героизма, блуждания по древним катакомбам и спасения диких существ...
Наш Корабль, отданный центру обучения чуть ли не из музея техники, построен в прошлых тысячелетиях. Это экземпляр из серии первых дальних разведчиков. Он не приспособлен для ведения спасательных работ. И мы на задворках Галактики, вдали от типичных маршрутов наших кораблей, за 160 световых лет от Родины и еще дальше от Земли. Хотя даже окажись мы и у самой Земли, вряд ли бы земляне смогли нам помочь...
Кайра внимательно обвела глазами притихших ребят.
- Если мы не сможем открыть туннель, совершить в подпространстве скольжение в коконе, то отсюда, за сотню световых лет, наш сигнал о помощи может быть и достигнет Родины лет так через сто шестьдесят, - грустно сообщила Кайра:
- И поэтому нам нужно ну очень-очень хорошо подумать, прежде чем совершить свой очередной героический поступок на этой ужасной планете, - закончила она, грустно усмехаясь и посматривая на Велека.

- А какие у нас варианты, Капитан? - глухо отозвалась Зилу, девочка лет пятнадцати-шестнадцати на вид, отвечающая на корабле за кибернетику, реакторы и двигатели. И я машинально отметил, что все они, эти десять подростков, словно преобразились в моих глазах.
Раньше я сам, не понимая того, воспринимал овалонских детей, словно наблюдая на экране индийского водевиля. Все до невероятности красивые, здоровые на вид и неестественно правильные, - просто даже приторно правильные, как куклы.
Но теперь, после гибели капитана Маервлика и особенно после случившегося здесь на орбите открытия, с ними произошла какая-то магия. Или, может быть, это я внезапно проснулся от своей земной блажи?
В общем, сейчас они все были немного бледными, напуганными и по взрослому тихими, собранными.
На Земле, даже в сказочных фильмах про Рай и будущий коммунизм, я не мог бы представить себе такой осознанной строгости и сдержанного испуга в глазах детей.
Я вдруг понял, что это совсем еще дети, но дети, в отличии от миллионов других детей, болезненно не имеющие права на ошибку. На это типичное, детское: "Простите! ошибся... Задумался о другом... Не выспался и слегка перепутал циферки...Я потом исправлюсь..."
Теперь они были не просто необычные дети, а вдруг превратились из мифа в реальность. И вдруг я начал понимать, что у каждого из них сейчас учащенно бьется сердце, и им, несмотря на все невообразимые для землянина знания, несмотря на отчаянную самостоятельность, страшно.
А еще я внезапно понял, что каждого из этих подростков вполне можно по настоящему, без лукавой игры обнять, погладить и даже, как старший брат, утешить...
Ведь каждый из них сейчас панически боялся не смерти, а ... ошибки...

- Вариантов у нас несколько. Но не один из них мне не нравится, - отозвалась Кайра, насупившись:
- Можно просто уйти в подпространство к Земле. Но, учитывая трагизм случившегося под нами, лучше, конечно, прервать полет, повернуть на Родину, и сообщить о нашей находке.
Девушка сделала паузу и затем, сокрушительно качая головой, словно споря сама с собой, воскликнула:
- Нет! Нет и нет! Они не доживут до спасательной экспедиции с Овалона. Не протянут без города, без пищи и орудий, без укрытий... Им ждать придется не менее двух лет. А там вокруг людоеды-варвары...
- Нужно идти на контакт. Нужно попытаться помочь им построить новую жизнь, - робко предложил Велиар.
- У тебя есть план? Что мы можем для них сделать? Что мы знаем о них? О их культуре, религиях, обычаях? Их там тысячи, десятки тысяч погорельцев, женщин, мужчин, стариков и детей. Что мы можем сделать для них, не имея машин, запасов еды, инструментов и энергии для наземного строительства? - встрепенулась девушка.

- Думаю... В любом случае уходить отсюда нельзя. Мы уже порядком натворили своим вторжением в их жизнь. Если мы уйдем в прыжок к своей Родине, это будет предательством памяти Великих Детей, - тихо промолвил Ингуар в наступившей тревожной тишине командного зала.

- Это еще каких Великих Детей? - встрепенулся я, и тут-же прикусил язык, ощутив на себе кучу недовольных взглядов.
- Я говорю о детях, построивших в глубине веков Овалон , - хмуро отозвался паренек, нарочито придвигаясь ко мне боком:
- Помнишь их завет? Ты должен был изучить, его пока летел к нам с Земли: "Невозможно построить Добро методами Зла. Невозможно оставаться человеком ориентируясь на собственные чувства и желания, игнорируя чувства и желания других людей", - повторил он заученные в детстве первый закон всех овалонских детей.
Юный Ингуар произнес это тихо, но с таким чувством в голосе, словно повторял заклинание, способное все решить магическим путем. И у меня внезапно защемило сердце. Я подумал, - они тоже заложники своего прошлого. Такие же заложники, как и мы, земляне...

Татини нарушила гнетущее молчание:
- С нами на Ангеле Алехандрэ. Он землянин, человек из мира войн. Он умеет действовать в такой ситуации. И к тому-же он старше и выглядит физически внушительнее нас, что, я думаю, не маловажно при первом контакте с аборигенами...

Все, включая Кайру, словно по команде, повернулись ко мне. Я согласно кивнул:
- Можете рассчитывать. Сделаю все, что потребуется.

- Вот... Главный стратегический резерв уже найден. Теперь осталось только выработать план действия, - едко отозвалась Кайра, и внезапно блеснула мне мимолетным взглядом больших, строгих черных глаз.
Я даже покраснел от такой неожиданности, но та тут-же продолжила строгим тоном:
- Суетиться не будем. После запуска осветительной платформы люди должны понять, что мы не уйдем, не бросим их умирать. Нам нужно подготовиться к контакту. Ведь совсем не факт, что там все будут рады нашему появлению. Мы не знаем, какой у них общественный строй, религия, мифология, и отношения к существам зажигающим звезды. Могут быть группы и даже целые кланы лиц, недовольных нашему вторжению в их жизнь. Они могут принять нас за тех, кто, если верить Велику, уже однажды "поиграл" с их местным Солнцем, - задумчиво говорила Кайра.
- Все свободные от вахты идут спать. Ангел облетит планету примерно через пять часов. Нужно отдохнуть и собраться с мыслями, - закончила Капитан.
А затем внезапно добавила, как и прежде, холодно, строго:
- Велиар остается со мной. Он единственный пилот, кроме меня. Ингуар идет спать в каюту Алехандрэ. Теперь вы будете парой. Это приказ.

- Почему так? - встрепенулся я, видя как смущенно краснеет Ингуар.
- Потому что в этой ситуации вы друг другу подходите. Вы дополняете друг-друга и друг-другу нравитесь. Все! Это не обсуждается, - недовольно отозвалась девушка, уже отворачиваясь к экрану управления реакторами.
Я смутился. Мне все время на Овалоне казалось, что Кайра, да и все остальные считают меня тюфяком, слабаком и растяпой. Вот уж, честно, совсем не ожидал, что я, земной пассажир буду принят в опасной ситуации в расчет.
Но Кайра, видимо, уловив нотку растерянности в моем вопросе, нехотя пояснила так:
- Ингуар нужен к тебе, а ты ему, Алехандрэ. У вас есть много общего. Впрочем, пусть он сам тебе все расскажет.

В каюту, по туннелю, едва освещенному дежурной светящейся ленточкой огней, шли молча.
Когда створки герметичного люка-двери с шипением закрылись за нами, мальчик растерянно спросил, раздеваясь прямо посреди каюты:
- Где здесь ниша Велиара? Наверху, наверное?
Я кивнул, осторожно рассматривая его в полумраке каютного вечернего освещения. Прежде я уже видел этого паренька пару раз в бассейне, каждый раз с удивлением отмечая его заметные отличия от других ребят.
Это было заметно во всем, - и в движениях, в некоторой не свойственной овалитянским подросткам излишней худобе и жилистости, словно бы он все детство ел и пил совсем иную пищу. И даже цвет его слегка смугловатой кожи едва заметно отличался от других ребят, так, словно детство этого паренька много лет протекало совсем под другим, более холодным солнцем.
Теперь, рассматривая его вплотную, я в который раз усомнился, что передо мной коренной овалитянин.
"Интересно, на что это намекала Кайра?" - машинально подумал я, а вслух довольно строго спросил:
- Ты зачем лепишься? Неужели все еще мечтаешь сбежать со мной на Землю? - резко остановив его за локоть, спросил я, прервав попытку взобраться на верхнюю нишу.
Он промолчал, осторожно дернув плечами, высвободил руку и взобрался в свою спальню.
Сразу, как только мы улеглись, свет в каюте совсем померк, и из щелей на уровне наших тел с едва слышным шуршанием пошел теплый воздух. Одеял и простыней в этих спальных нишах не было. Ими в случае внезапного отключения искусственной гравитации можно было серьезно запутаться. Спали, как всегда, нагишом, и несильный обдув теплым воздухом приходился весьма кстати.
Некоторое время молчали. Но потом я, уже наученный опытом общения с Велеком, преодолев условности, протянул руку в полутьме вверх, нащупывая его ладонь. В общении земных людей и особенно подростков, прикосновения означают нечто вроде просьбы большего доверия в беседе. И если собеседник одергивает тебя, то значит доверия в разговоре не будет.
Для овалитянских детей, как я понял, это действует совсем иначе. Беря собеседника за руки или даже полностью привлекая в свои объятия, ты лишаешь его права скрытничать, фатально обрекая полностью раскрыться перед тобой. Не знаю, какой исторический эволюционный процесс привел к подобному состоянию их душ, но это было фактом, понять который из-за сексуальной подоплеки подобных жестов землянину не совсем просто.
- Дурачек ты маленький. Размечтался о романтике, о героике и преключениях. Ты совсем не представляешь, куда мечтаешь попасть, - сказал я строго и сильно сжал его ладонь.
Я немного помедлил, вслушиваясь в его взволнованное дыхание, продолжая теребить в своей ладони его прохладную, влажную и худенькую руку. Очень хотелось спать после напряженных дней, катаклизмов и волнений. Но нужно было разобраться с этой напастью раз и навсегда.
Отпустив его руку и повернувшись на бок, я укоризненно закончил:
- Эх! Что с тобой говорить. Насмотрелся видеороликов из обучающей машины. Ты ведь математик, физик, будущий ученый. Как тебе объяснить те ужас. боль и отчаяние, которые царят на Земле?
- Я знаю, - коротко отозвался мальчик тихим подростковым, слегка ломающимся низким голосом.
- Что знаешь? - не понял я, и весь сон от неожиданности прошел.

- Я был там , - коротко ответил Ингуар.
- Что-о?! - встрепенулся я и, внезапно вскочив с полки, взлетел к нему наверх, схватил за плечи пытаясь, увидеть в фиолетовом полумраке дежурного освещения его глаза.
Он подвинулся к стенке, уступая мне часть своего пространства, и невольно взял меня за талию, что бы я не свалился с края спальни.
Я с волнением всматривался в его глаза и мне казалось, что они блестят от слез.
"Вот уж эти автоматические светорегуляторы! Когда не нужно, они зажигают свет среди ночи. А сейчас..." - недовольно подумал я, все еще надеясь, что эта наша возня заставит автоматику усилить освещение.
Я не ошибся. Вскоре одинокая теплая слеза скатилась мне на руку.
Сам себе удивляясь, отмечая, что действую как взаправдашний овалитянин, я чувствительно прижал его к себе за плечи и свободной рукой склонил его голову к моему плечу.

- Ненавижу Землю! Ее тупых, жестоких и трусливых людей. И особенно ваших матерей, всех ваших женщин, по вине которых большая часть сил и мыслей мужчин направлена на секс, размножение и борьбу друг с другом, - едва заметно всхлипывая, прошептал Ингуар, осторожно высвобождая плечи, словно требуя немного больше свободы.

- Ненавидишь Землю? Ее людей?! Ее женщин?.. - изумился я.
- Да. Именно так, Саша, - необычно чисто, с едва заметным неопределенным акцентом произнес мое имя мальчик, приведя меня в шок и внутренний ступор.
А затем в наступившей тишине, перестав всхлипывать и неуклюже высвободившись, негромко добавил:

- Я родился на Земле в семье двух овалитянских исследователей в польском городе Кракове. Отец был членом ЦК Польской народной партии коммунистов, работал в правительстве. Мать числилась домохозяйкой, но на самом деле очень много общалась с польскими женщинами, путешествовала вместе со мной по стране, собирала информацию о людях, их настроениях и верованиях. Все было хорошо в моем безоблачном детстве. Отец пользовался партийным пайком и дотациями. У нас в семье всегда была еда, деньги, мир и спокойствие. А шумные драки чумазой дворовой детворы или крики поссорившихся людей я видел разве что только из окна своей детской или через форточку маминого автомобиля. Дружить и даже просто общаться с другими детьми мне не разрешали, объясняя, что мол они злобные, глупые, и ничего хорошего от этого общения я не почувствую.
Родители часто рассказывали мне волшебные сказки о далеком и сказочном острове умных и добрых людей. Острове Благодарных Сыновей, путь к которому пролегает через страшную ледяную мглу бесконечной пустыни. О красивых и добрых людях, когда-то покинувших Землю, но не забывших и не предавших ее. О том, что однажды, когда я вырасту, огромный могучий и надежный Корабль унесет меня к добрым и общительным детям, с которыми мне всегда можно будет дружить и общаться.
Но однажды...
Когда мне было шесть лет, темной зимней ночью в нашу дверь громко постучали какие-то злые люди. Они перевернули все вверх дном в наших комнатах, затем прямо на глазах у нас с мамой одели на отца наручники.
Все происходило так быстро, что в моей памяти остался только какой-то серый туман.
Кажется, мама попыталась что-то извлечь из секретного ящичка в стене спальной. Вроде бы это был парализатор или что-то подобное. Мама даже успела уложить одного из вооруженных людей, но другие четверо сразу-же открыли стрельбу по ней и по папе, - тяжело вздыхая рассказывал Ингуар, не давая мне опомнится.
- Это были польские коммунисты, как мне потом, уже на Овалоне рассказывали. Но не те, прогрессивные, которые сотрудничали с Овалоном, а из правящей социалистической партии. Те, которые фанатично верят что в интересах народа, в их понимании, можно совершать любые злодеяния, - печально прошептал мальчик и внезапно замолк, обреченно забившись в угол своей ниши, словно загнанный зверь.
Я немного очухался от шока, осторожно привлек парнишку с себе и взволнованно спросил:
- Что же было потом? Расскажи, Инг. Не томи...
- Потом... - задумчиво отозвался мальчик шепотом.
- Потом меня поместили в приют для безнадежно ненормальных и брошенных родителями уродов. Приют находился при каком-то госпитале или, может быть, секретном государственном институте. Нас держали в одиночных палатах с решетками на окнах и смотровыми окошечками в дверях. Детей постоянно забирали на какие-то исследования, испытывали на них лекарства, методики и инструменты.
Военные нашли в нашем доме что-то, что так и не смогли объяснить ученые. Нет, конечно, кроме вещей самой крайней надобности, вроде того злополучного парализатора, ничего лишнего в доме не было. Но они сделали какие-то анализы родительских тел, а затем моей группы крови, изучили мое физическое сложение, и пришли к выводу, что мы не могли родиться на Земле. На их языке, это означало, что мы не люди, и принципы гуманизма к нам не относятся.

И поэтому меня, почти полтора года мучили, заставляли решать различные задачи, а за несогласие пытали голодом и холодом. Заставляли подолгу плавать голышом в очень холодном бассейне, задыхаться под водой без воздуха, а потом снимали кардиограмму, брали много крови на анализы и все говорили между собой, совсем не обращая на меня никакого внимания.
Говорили, что мол, нормальный ребенок семи лет не может обладать такой выносливостью и таким совершенным телом. Мол, по их расчетам, я должен был давно уже свихнуться, впасть в истерику, а не выполнять различные задания.
- И это были коммунисты? Люди заботящиеся о справедливости, о безопасности и счастье детей? - осторожно чтобы не обидеть Инга, усомнился я.
- Они допрашивали, изучали меня как подопытное животное. Раздевали догола и вводили через толстые иголки, через вены на руках и шее прямо в сердце какие-то электронные датчики на длинных проволочках. А затем, прямо с этими проволочками заставляли меня долго бегать или крутить педали голышом на тренажере. До тех пор, пока сердце или легкие не давали сбой. Затем несколько дней наблюдали, как организм восстанавливается. Снова брали анализы крови, мочи, желудочного сока через трубочку. А потом все опять и опять повторялось, - едва сдерживая слезы шептал мальчик.
Мы сидели почти рядом на тесной спальной полке, и хотя он старательно забился в самый дальний угол, я отчетливо ощущал, как его била дрожь...
- Извини. Мне почти не верится.... Как же коммунисты, лидеры народной справедливой партии могли совершать такое, с ребенком, шестилетним мальчиком? - с искренним отчаянием в голосе отозвался я, больно кусая себе губы, чтобы не завыть, не заорать как раненый.
- Пожилой врач и одна нянечка тайком сочувствовали мне и даже пытались замолвить слово перед начальниками, - едва слышно отозвался мальчик:
- Но им возражали, часто даже в моем присутствии, что, мол, ради безопасности миллионов простых семей и их детей, разумно и правильно принести в жертву одного чужого ребенка. Мол, я не человек в полном смысле. Я детеныш опасной нации, которая не обладает страшным оружием и не хочет его дать коммунистам, - тяжело вздохнул он. И затем совсем едва слышно добавил:
- Был у них аргумент, который убеждал всех сочувствующих. Мол, если люди узнают о других, могучих и развитых человеческих миров, то вся политика и управление государствами рухнут. Мол в сохранении этой тайны, одинаково заинтересованы и коммунисты, и американцы, и священники, и все правительства Земли.А поэтому мне все равно не жить, - следовательно и не надо жалеть...
Мне почудилось, что эти последние слова Инг прошептал, глотая слезы, задыхаясь от боли. И я не выдержал, схватил его за плечи, с силой прижал к груди и ... вдруг зарыдал, словно маленький, теребя и лаская пальцами его волосы.
Инг тоже плакал, судорожно всхлипывая и подрагивая в моих объятиях. Странное, прежде неизведанное чувство захватило мою душу. Я ощущал эту влажную, слегка прохладную кожу подростка, этот его характерный юношеский аромат, словно запах весны после прошедшей грозы...
Он обнял меня за плечи, прижался к плечу головой и судорожно всхлипывал давясь от слез и едва переводя дыхание.
Рассудительный, всегда спокойный и немного надменный Инг... Инг, способный проникнуть в любую тайну Мироздания...
И я вдруг понял, что мы оба чувствуем. Это было прощение, понимание, и невыносимая боль.
Я внезапно подумал, что мы сейчас не просто два объяснившихся молодых парня, а представители двух потерявшихся во мгле человеческих Миров. Обнимая дрожащего подростка, я мучительно хотел попросить у него прощения и пообещать, что-нибудь разумное и значительное от имени всех землян...

- Когда меня везли ночью куда-то на специальном автобусе под конвоем, - немного успокоившись, завершил рассказ мальчик, - внезапно, прямо над шоссе, посреди лесов и полей зависла ЭРКа. Моторы у машин моментально заглохли.
ЭРКа, даже не скрываясь, опустилась на шоссе и открыла пандус. По пандусу к нам спустились двое людей в сверкающих светом ослепительно белых костюмах. Это были красивые рослые мужчина и женщина с черными развивающимися на ветру волнистыми волосами. Я ее такой и запомнил, потому что это были первые в моей жизни люди с далекого Острова Благодарных Сыновей, о котором рассказывала мама. Я еще даже подумал тогда: Остров Благодарных Сыновей - это правда!
Охрана открыла стрельбу по ним, но это было бесполезно. Пули улетали в стороны, даже не достигая тел. Они не обращали внимания на охрану, словно те были букашками, прыгающими вокруг. Женщина встала на дороге и, надменно улыбалась, разглядывая и ловя ладошками потоки искрящихся пуль, летящих ей в голову и в грудь. Мужчина неторопливо подошел ко мне, ласково улыбнулся, погладил по волосам и осторожно взял меня за руку. А охраннику, который пытался помешать, просто дал по шее двумя пальцами свободной руки. Взял за шиворот как гадливую собачку, и отбросил в сторону с омерзением на лице.
- Они убивали разумных существ? Разве овалитяне способны на такое? - изумился я.
- Нет, наверное. Я совсем запутался, - честно признался Инг, поднимая голову с моего плеча:
- Они не трогали тех, кто не мешал, а просто стрелял издалека. Мне потом сказали, что они специально использовали старую ЭРКу, хотя, конечно, могли бы забрать меня незаметно через квантовый лифт.
Это был популярный урок земным правительствам. Наглядное вторжение Корабля прямо на правительственный конвой. Мол, мы не считаем вас разумными. Мол, завтра мы можем опустится на ваш дом правительства или уронить вам на голову ваш же спутник с урановым реактором! И у вас нет ни малейшего шанса что-либо возразить, кроме как убедить нас в вашей разумности, - вздохнул мальчик.

Rambler

Сейчас на сайте

Сейчас на сайте 0 пользователей и 0 гостей.