(Глава первой части книги Александра Зохрэ
"Жизнь на Овалоне")

Я почти не заметил, как заснул под монотонную вибрацию Птицы. Я проспал весь полет до самых первых лучей Солнца, поднимающегося из пучины бескрайнего океана.
На Земле увидеть, как встает из воды Солнце, можно далеко не везде. И особенно увидеть это с высоты птичьего полета, сквозь эскорт редких перьевых облаков, маячащих на горизонте.
- Посмотри, как прекрасен рассвет над морем. Просыпайся! Мы почти прилетели, соня, – тормошила меня жена, с трудом просунув ко мне руки между спинкой кресла и прозрачным капюшоном кабины.
Первое, что я увидел и что потрясло меня, это были крылья Птицы. В алых лучах, вырывающихся из воды на горизонте, крылья были пугающе черными, словно два огромных пиратских паруса, трепещущих вокруг нас.
- У нас что, заканчивается энергия? – невольно спросил я, показывая на крылья.
- Ты не Бойся. Если энергия действительно закончится, Птица заблаговременно приземлится на каком- нибудь островке и будет "греться", распластав крылья под Солнцем, – улыбнулась она, показывая мне на прекрасный восход.
Зрелище было действительно изумительное.
Солнечного диска еще не было видно, но место, откуда он собирался вынырнуть, все светилось, переливалось и сверкало всеми цветами радуги. И над этим местом, прямо от поверхности воды в небе расцвел ярко алый волшебный восход.
Нижние части высотных перистых облаков очень красочно подсвечивались не только алыми оттенками, но и синими, зелеными и лазурными, отраженными от искрящейся под нами воды.
А по морю, прямо в направлении нас, от самой линии горизонта на сотни километров тянулась в воде изумительно сверкающая мелкой рябью волн лазурная дорожка дрожащего света.
Мы летели к экватору, и все это великолепие находилось прямо слева от нас, на востоке. А на западе, с правого борта Птицы, океан и небосвод были еще по-прежнему мрачными и украшенными бисером загадочных звезд.
Вскоре Птица перешла к пологому затяжному снижению. То ли нащупав впереди цель полета, то ли ища удобный клочок земли для подзарядки солнечных батарей, она почти не трепетала крыльями, плавно и красиво паря над океанам как гигантский, сказочный альбатрос. Зрелище было потрясающее.
Архипелаги больших и малых островов тут и там проплывали в океане под нами. Птица игнорировала их, проходя над ними, все еще на весьма приличной высоте. Человеку, который никогда не летал над морем, трудно передать мой восторг и мою радость, возникшую этим утром. Я вдруг ощутил, что рушатся границы и условности. Я ощутил себя представителем человеческой расы во Вселенной. Расы покорившей звезды и создавшей рукотворных сказочных драконов! Расы победившей условности, остановившей войны и разрушившей стены политических границ.
Внезапно в ритме взмахов крыльями что-то резко изменилось. Хлопки почти прекратились, мы стали довольно быстро и неприятно проваливаться к морю.
Я инстинктивно сморщил нос и, глотая слюну, боролся с неприятным закладыванием ушей, затрудненным дыханием и почти животным страхом.
В этот момент я увидел довольно большой остров, надвигающийся на нас из за облаков прямо по курсу нашего снижения. Весь окутанный утренней дымкой, он казался загадочным и прекрасным, темно зеленым от густой растительности с белыми зубцами высоких заснеженных гор в середине и обширными, искрящимися в лучах восходящего Солнца, внутренними озерами, соединенными сверкающей паутиной рек.
Остров был настолько большим, что на нем, наверное, легко могла бы поместиться центр моей родной Белоруссии, или вся московская область вместе с Москвой.
Мы стремительно скользили к западной части острова, где в небольшом отдалении, в море, виднелись зеленые малые острова.
- Это Эндиополь. Точного перевода на русский и любой земной язык этому названию нет. Чтобы не вдаваться в социальные подробности, можешь для себя условно называть Эндиополь островом правительства Овалона, – пояснила Ланна.
- Мы летим на официальный прием, которого ты, как я понимаю, уже давно ждал, – улыбнулась она.
И в этот момент, не то от ее слов, не то от стремительного виража, начатого Птицей, у меня окончательно сорвало дыхание, и я в испуге схватился руками за подлокотники своего кресла.