Вход в систему

Консульство Овалон-2

Навигация

  • strict warning: Non-static method Pagination::getInstance() should not be called statically in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 308.
  • strict warning: Only variables should be assigned by reference in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 308.
  • strict warning: Non-static method Pagination::getInstance() should not be called statically in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 403.
  • strict warning: Only variables should be assigned by reference in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 403.
  • strict warning: Non-static method Pagination::getInstance() should not be called statically in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 345.
  • strict warning: Only variables should be assigned by reference in /var/www/owalo863/data/www/owalon.com/modules/pagination/pagination.module on line 345.

Остров благодарных сыновей.

images (16).jpgАлександр Зохрэ

Остров благодарных сыновей.

Александр Зохрэ
Остров благодарных сыновей
(рассказ - 2001 год)
Когда Егорка отказался снова бежать в ночник за водкой, отец не на шутку взбесился, да так, что глаза, и без того выпученные и красные от хмеля, угрожающе выкатились. Мальчишка даже невольно подумал, что вот сейчас, отец похож на осьминога из мультика. Того, которого разодрала касатка.
«Эх, лучше бы отец и впрямь превратился в осьминога…» - почему-то подумал Егорка, спотыкаясь и пятясь спиною к балкону.
- Убью! Придушу собственными руками! Вот сам родил уродом, сам и придушу! - рычал отец, надвигаясь на мальчика.
- Сам иди к тетке Гале. Мне она не даст водку, я еще шестиклассник, малолетка, - пытался было оправдаться мальчик, попутно, что есть силы, втискиваясь в щель между шкафом и стенкой.
Но это была неправда, о которой знали они оба. Галина, ночью отпускала водку всем, а вот с таких малолетних посыльных, еще и брала треть цены в навар…

- Оставь его, Николай! Сами прогуляемся за бутылем, - вступился за мальчонку дядька Федя, уже порядком окосевший от дрянного пойла, седой и весь в наколках сослуживец отца.
Но тот воинственно оттолкнул дружка: - Не лезь! Это наше семейное дело. Вот я научу его уважать отца!
И уже обращаясь к дрожащему между шкафом и стеной мальчику, заорал на весь дом, воинственным голосом:
- Вот я покажу тебе вундеркинд! Призер малолетний! Математик трахнутый! Вот я все твои телескопы сейчас сломаю и выброшу! Трахнутая в пасть, твоя подлая мать!
Последние слова на Егорку подействовали. Он любил мать, и не забывал про нее, несмотря на рассказы отца и бабушки. Оба они, вечно пьяный отец и такая же не просыхающая бабка, которая сейчас храпела в хмельном угаре, на кухонном полу, маму, ненавидели. Винили ее и в бедности и в пьянстве и даже в болезнях Отца. Мол, если бы мать не была такой стервой, если бы о семье, о любви, а не о науке и чужих людях думала, то жили бы они, сейчас припеваючи не хуже олигархов. С ее-то знаниями и умом. Мол, обманула она Отца жестоко, и как не нужную вещь бросила. Они даже уничтожили все ее фотографии, строго запретив Егорке вспоминать про мать.
От поэтому, последних слов мальчишка заплакал, сжимаясь в комочек в своем ненадежном укрытии. Он знал, что отец сейчас начнет придвигать к стене книжный шкаф, выдавливая его из узкой щели, словно загнанную крысу.
Но на этот раз, отец решил поступить решительнее.
- Проку нет о тебя, и назначенная государством пенсия, теперь будет начисляться в опекунский совет школы. Вот вали теперь жить в интернат , - бурчал отец, направляясь в детскую комнату.
Оттуда, из своего крысиного укрытия, Егорка наблюдал, как кромсал отец его самодельный телескоп, раздирал на клочки альбомы с рисунками.
Ты думаешь, я не знаю гаденыш, где ты свою мамку прячешь?! – рычал отец, переворачивая в детской неказистую, сто раз Егоркой самим перештопанную и перестиранную одежду, за которую его в школе дразнили бомжатиной… Нарочито и безжалостно разбрасывая по комнате его тетрадки и учебники…
Отец искал фотографию матери. Ту самую… Последнюю… Маленькую, - с которой Егорка разговаривал избитый по ночам…
- Ну, вот засранка мамочка! – победно заорал отец, извлекая картонку из старого тряпья, служившего мальчугану пастелью.
Когда в их семью приходили органы опеки, Егоркина бабушка умудрялась одолжить чистые простыни, у соседей. Пока не изменилось пенсионное законодательство, быбулька с отцом не желали отдавать его в интернат. Мать мальчика была каким-то секретным физиком.
И после ее гибели, мальчишке начислялась солидная пенсия.
Когда три года назад мать не вернулась с работы, отец вместе с бабушкой, наутро забрали Егорку прямо из общежития Академгородка…
«У нас в самом центре Москвы двухкомнатная квартира! С Отцом и бабушкой, мальчишке будет лучше, чем в интернате. Просто возмутительно, о чем только думала его подлая мать, растя такого маленького в общежитии среди холостяков и очкастых ученых…» - расшаркивались они перед инспекторами опеки.
Бабушка была набожной и ворчливой старухой. В перерывах между выпивками, когда деньги на вино заканчивались, она старательно посещала церковь и усердно замаливала некие грехи.
«Мы люди верующие и о душе должны заботиться! А иначе попадаем Ад. Вот твоя мамочка, в Бога не верила, мужа бросила, и теперь, поди, уже в Аду жарится» - говорила она внуку, выдавая для убедительности звонкие подзатыльники.
Подзатыльники из Бабушки отлетали по каждому поводу, так, что даже батя, сын ее
, когда бывал, трезв, защищал Егорку от быбушки…

…Расправившись с фотографией, отец воспалился еще больше и, швыряя вокруг обрывки, грозно двинулся к Егоркиному шкафу.
Мальчишка знал, чем это закончится. И теперь, после гибели маминой фотки, его больше ничего в этом доме не сдерживало.
И тогда не дожидаясь развязки, он бросился к настежь открытому балкону.
Прыжок со второго этажа в центр мягкой клумбы, прямо в самое сердце кустов, Егорка уже проделывал. Здесь главное вовремя закрыть глаза и лицо руками, чтобы не напариться на ветви.
Но на это раз, он похоже немного подвернул ногу, и заметно ковыляя от боли, направился искать мусорку в темноте ночи.
Три огромных мусорных контейнера, всегда наполненные вонючими пакетами и коробками, уже не раз являлись для Егорки ночной постелью и укрытием. Правда, после этого ему приходилось пропускать школу и часами отстирываться в квартирке у сердобольной дворничихи, бабы Киры.
Зато, в эти ящики никогда не заглядывала милиция, которую всегда вызывали соседи, после отцовских криков и его прыжка.
Егорка знал, ему баба Кира рассказывала, что милицию по ночам нужно опасаться больше чем изверга отца.
Милиционеры потихоньку продают здоровеньких деток иностранцам на органы.
- Их потом сотнями не находят. А ты, вот, такой красивенький, хорошо сложенный. Ты, желанная добыча для извергов-врачей, которые детишек в подвалах на части разбирают, - не раз пугала мальчика баба Кира, отмывая и отстирывая его в своей ржавой, облупившейся ванне.

Крышка одного из контейнеров была открыта, и мальчишка без труда зарылся в бумажный и целлофановый хлам.
«М-я-яу-у!» - сказал недовольный рыжий кот, копошившийся в мусоре. Но ему пришлось подвинуться.
Во дворе послышался какой-то шум, звук мотора, недовольные, заспанные мужские голоса.
«Это соседи милицию вызвали. Главное не попасться к ним. Отвезут в какой-нибудь подвал, или в заброшенную ветку метро, а там…» - боязливо зажмурился мальчик.
«Что мне делать теперь? Завтра в школе контрольная. Но успеть на нее уже не получится…»
Да и возвращаться в опустевший, после гибели матери дом, Егорка больше не мог…
Он заплакал беззвучно, и совсем не заметил, что порванную фотку называл в своем сердце гибелью мамочки.
Словно мама незримо жила вместе с ним, помогая отбиваться от задиристых и тупых как пробка одноклассников.
Егор был не из слабых мальчиков. Он хорошо бегал, прыгал в воду с вышки, а пока жил с мамой, даже изучал вместе с ней кунг-фу и тайваньский бокс. Но ведь драться со всеми в школе он не мог. Да и жирная, инспектор по опеке, давно дожидалась повода, чтобы увести его в детский дом, и загробастать Егоркину пенсию на счета государственных заведений…
Шел конец октября. Бабье лето закончилось. Хорошо, что нудные дожди почему-то задерживались. По ночам было сыро и холодно. Мальчик выпрыгнул в легком трико, а в той злополучной клумбе, потерял обе тапочки и был теперь босяком.
«Ур-р-р…» - сказал огромный рыжий кот, сворачиваясь на груди мальчика, словно собираясь согреть его собственным теплом.
Его шерстка противно воняла отбросами, но она была мягкой, пушистой и излучала приятное тепло…
Обняв кота осторожно, чтобы тот не царапнул лапами, Егорка попытался успокоиться.
Ему вспоминалась мамочка...
Как теперь можно жить без карточки?
Ведь пока была карточка, можно было шепотом с мамкой советоваться, - тихо всхлипывая думал мальчик.
На похоронах матери Егорка не был.
Да ее и не хоронили вовсе. Ему даже не сказали, что там произошло на далекой секретной, научной станции, где-то в подмосковном лесу.
Мама просто ушла как всегда рано утром, весело чмокнув Егорку в лобик, подтолкнув на крылечке общежития в школу.
Ушла и не вернулась больше никогда…

- Ты еще здесь, сорванец, - прозвучал совсем рядом во тьме, голос старой дворничихи. И Егорка снова задрожал всем телом, - он ведь даже не заметил, как вздремнул…
- Тебе нужно бежать. Это была не милиция, а какие-то военные в штатском. Они про тебя, про папашку и бабку твою все подробно выспрашивали. Все пытались узнать, где ты можешь скрываться по ночам, - перепуганным насмерть шепотом, тарабанила баба Кира.
Мальчик знал, что она жила еще при Сталине, а родители дворничихи по доносу были расстреляны. И она не верила властям…
- Ты хоть слышишь меня, малец? Здесь нельзя оставаться. Они обещали вернуться собакой, - едва слышно шептала дворничиха.
- Для меня, с собакой? – изумленно отозвался, тот, высунув носик из кучи целлофановых мешков.
- Вот и я говорю, значит у них на тебя серьезный заказ, - отозвалась дворничиха, помогая ему выбраться.
- Беги подальше от Москвы, и имя свое забудь! - уже голосом наставляла мальчика дворничиха.
- Беги и никому не верь. В любой детский дом в глухом селе просись. И про фамилию свою всегда молчи …
Дворничиха обняла мальчишку, прижала к груди, всплакнула и резко оттолкнула прочь:
- Вот и меня когда-то, так спасли, - прошептала дворничиха.
…он бежал босиком, не разбирая камней, выбоин в старом асфальте, не замечая кровоточащих ссадин на ступнях, локтях и руках.
Сердце бухало так сильно, что ребра грозились его не сдержать. Но мальчик не обращал внимание на сердце.
«Пусть лучше оно разорвется на части, чем его будут вырезать из меня ножом! …на каком-то ужасном столе в комнате с зашторенными окнами…» - думал он.
И ему вспоминались кадры из «ужастика», урывками увиденного по телевизору.
И от этих страшных мыслей, мальчик, задыхаясь, продолжал бежать, словно бы нарочно стараясь прикончить собственное сердце…
На одном из перекрестков с улицей Советской, он едва не угодил в засаду. Шмыгнув в подворотню в последний миг, затаившись в ночной мгле, он услышал, разговор милиционеров идущих с фонарями вдоль улицы:
- Первый раз вижу, чтобы из-за мелкого пацана, спецназ, амон и ФСБ города поставили на уши. Даже Мэр из пастели примчался! Бледный как мел и на офицеров матом орет, - недовольно говорил один голос.
- А папашку мальчишкиного, в квартирке повязали тепленького. Сам Полковник ФСБ примчался примчался в квартирку папашку допрашивать. Только говорят, папашка пьян в конец и про пацана не знает ни хрена, – призрително сплюнув, отозвался второй.
- Да, я тоже, в дежурке слышал эту хрень. Полковник ФСБ-шный по рации кому-то втемяшивал, мол заказчик требующий пацана, серьезный и крутой, якшается с самим Кремлем на прямую… Мол, если мальчику к утру не отдадим заказчику, то мало всем не покажется, - уходя за поворот улицы, продолжал первый.

«Вот значит, что! Значит дворничиха права. И мое сердце и почки, какому-то, богатенькому ребеночку уже обещали. В газетах намекают, что больным деткам миллионеров детей-сирот на органы поставляют через самые верха государственной власти» - весь сжавшись в комочек, размышлял мальчик.
Поврежденная ступня заметно распухла, но он все равно пытался уйти к окраинам города. У него сам собою созрел «партизанский» план. Может быть, он просто вспомнил какой-то фильм, или строки из книжек о детях войны?
«Нужно найти железнодорожный путь и попытаться вспрыгнуть на товарный состав. Товарняки не идут в черте города быстро…» - думал мальчик, едва не теряя сознание от усталости и боли…
Предательская усталость невнятно шептала имена школьных знакомых.
«Может быть, попроситься на ночь к кому-то из ребят?» - пытался сообразить мальчик.
Но что-то в этих мыслях ему не нравилось. Ведь большинство ребят и их родителей, ненавидели Егорку, считали сыном алкоголика и бесстыжей женщины жившей среди холостых мужиков в академическом общежитии. О мамкиной работе в секретном центре ни кто ничего не знал. Красивая, всегда стильно одетая и ухоженная, она только отшучивалась в школе, говорила: «Работаю уборщицей у академиков и доктаров наук. Зато хорошо платят и комната в общежитии для ребенка есть…»
Внезапно, из-за поворота улицы, прямо на него вылетел полицейский джип, и тут же ослепил мальчика фарами.
- Ну, что, попался стервец?! Весь отдел за тобой, сучара сопливый, бегает! – заорал на него мужчина в форме, выскакивая из машины и хватая за шиворот.
Мальчик встрепенулся, но уже не мог бежать. Он вот-вот мог сорваться в какой-то липкий сон. Силы таяли буквально на глазах.
«Может быть потом, отдохну и выберу момент?» - вяло подумал Егорка, обреченно затихнув на заднем сидении.
- Я нашел пацана. Всем отбой! Везу на Бульвар. Сообщите заказчику, пусть встречает, - скрипел кому-то в рацию толстый, злющий от бессонной ночи мент.
…Как сквозь сон запомнил Егорка какую-то женщину вышедшею из машины на окраине сквера, в конце пустынной ночной улицы.
Она была в осеннем кожаном пальто, в дорогих сапожках на высоком каблуке. Глаза слипались, и мальчику было уже почти все равно. Его подтолкнули к женщине, которая тут же чувствительно впилась в его руку, негромко упредив события:
- Даже не думай дергаться. Только больнее придавлю.
А затем, обернувшись к полиции, злобно спрасила:
- Что же вы с ним сделали, уроды?! Вы его как дичь, босяком по улицам гоняли!
- Я тебе укол сейчас сделаю, - негромко сказала женщина, пристегивая Егорку ремнями рядом с собой.
«Вот и конец пришел. Значит, я просто засну. А проснусь уже по частям, в теле другого, ребеночка…» - сам себе усмехнулся Егорка, и беззвучно зарыдал, закрывая руками лицо.
И ему, почему-то подумалось совсем несуразная, глупая мысль: «…интересно, как это быть по частям, в самых разных детях? …я хоть вспомню свою мать?»
Они долго куда-то ехали, и он почти всю дорогу дремал. И боль в разбитых ногах и страх действительно ушли. А на душе почему-то наступила сонливая апатия.
И только когда вдалеке едва забрезжил рассвет, он снова понемножку начал связанно мыслить. Они вырвались из большого города и стремительно неслись среди лесов и пустынных ночных деревень.
Мотор дорогого джипа негромко урчал и машина, деловито покачиваясь, пожирала километры на предельной скорости.
Немного оклемавшись, приходя в себя, Егорка вдруг подумал, что на этой сумасшедшей скорости их наверняка тормознут первые же полицейские посты. И тогда… Что будет тогда? Перестрелка? Погоня? Или все полицейские тоже подкуплены? Этого он не знал.
Но полицейские у машин с мигалками, стоящие на обочине дорог, почему-то при виде их джипа, нарочито отворачивались, словно не желая их замечать.
«Кто же мог отдать такой приказ всей московской милиции? Кто, кроме правительства страны?! Значит дворничиха права, и надеяться на помощь неоткуда…» - горестно размышлял мальчик.
Наверное, он опять задремал, потому что уже с закрытыми глазами слышал, как женщина говорила с кем-то по рации:
- Я боюсь не довести его живым. Температура под сорок, вероятно воспаление легких, - говорила кому-то женщина.
- И везти его в российские клиники нам нельзя, по договору с правительством, - жаловалась она незримому собеседнику.
Егорка осторожно открыл глаза, но передатчика не было. Женщина говорила, словно сама с собой.
«Или, может мне это пригрезилось?» - думал он, начиная осторожно осматриваясь, соображая, как и где попытаться выпрыгнуть в мягкие кусты.
- Даже и не думай! На такой скорости ты превратишься в кровавый кисель, - моментально отозвалась женщина, словно читая его тайные мысли.
И вдруг добавила неподдельно дружелюбным голосом:
- Хочешь, послушать Сказку? Ты ведь любишь сказки, верно?
И он обреченно кивнул.
- Это было давно. Когда люди были сильными, добрыми и красивыми, - начала задумчиво женщина:
- Люди верили сказку, не боялись боли, страха и неудач, уходя целыми семьями за горизонт. Люди не искали там плодородных земель или мясистых животных на пропитание, потому что еды и пестрящих спелыми плодами лесов, им тогда везде хватало. За горизонт их гнало любопытство.
Там, в дали, где в зеленую бахрому лесов упирается радуга, люди искали ворота сказки... И надежда на эта уводила их все дальше и дальше…
Она ненадолго замолкла, напряженно всматриваясь в освещенное мощными фарами шоссе.
- Разве люди могли быть такими? – искренне удивился мальчик. Странный тон незнакомой женщины, всколыхнул в его памяти образ матери. Сколькими долгими ночами, засыпал он под ее необычные сказки, когда болел. Ох, как давно это было… Мама почему-то редко рассказывала сказки про Иванушек Дурачков, про воинственных рыцарей и принцев, совершающих подвиги ради прекрасных принцесс…
Все о чем говорила сыну мама, совершалось где-то на далеком и сказочном остраве Благоларных Сыновей.
- Ты слышал легенду, про Запретный плод с Древа Познания? Про непокорного Люцифера поднявшего мятеж на Земле против воли Богов? Про Войну Ангелов разделившую Мир на Бобро и Зло? Про бессрочное и страшное проклятие, разорвать которое для людей, сможет только, один хрупкий и нежный ребенок? – усмехнулась в ответ емуженщина, протянув руку и щупая температуру на лбу.
- Нам рассказывали в школе, о том, как люди потеряли Рай. И про Ковчег Ноя помилованный Господом, спасавшего зверей от божьего потопа. А про то, как Архангел Михаил молниями изгнал Люцифера с Земли я услышал от бабки, - отозвался мальчик, весь дрожа от жара и напряжения.
- Ковчег, помилованный Господом! - едко усмехнулась женщина:
- Что они могут знать о том Корабле?!
- А вы знаете? – робко отозвался Егорка, а сам подумал, прикусив губу: «Это точно какая-то секта!».
- Люди тогда не нуждались в милости Богов. Люди сами были Богами, - задумчиво, словно подбирая простые слова, пояснила женщина.

- Люди были Богами? – изумился мальчик:
- Дети Богов, Боги. Разве нет? – усмехнулась она в наступившей тревожной тишине...
А затем вдруг продолжила:
- Так вот, люди сытые, полуголые, загорелые и счастливые, семьями уходили за горизонт. Там они искали не еду, не место для своих городов. Люди мечтали найти место, где начинается Радуга. Этот сказочный мост, уходящий в хрустальное Небо…
Егорка как завороженный слушал ее, а она, оценив его любознательность, неторопливо продолжила:
- Люди, так продолжалось долго, очень долго. Семьи уходили, уходили в Радугу… И ни когда больше уже не возвращались. Но они, те, кто остался в лесах и садах, все равно были счастливы. И они возводили огромные пирамиды и башни в честь своих ушедших в Радугу и счастливых Братьев, - продолжая совсем запутывать мальчика, рассказывала она:
- Но вот однажды, одна из человеческих Женщин-Матерей по имени Ева сказала людям: «До каких пор мы будем дальше терять в пустых и холодных звездных небесах собственных неразумных детей? Мы, которые выносили их у себя под сердцем… Любопытство гонит их к Радуге? Пусть тогда жуют запретный плод с древа познания. Плод, как завещали Боги хранит в себе мудрость тог, что делать правильно, и что не надобно делать… И отведав плод с запретного райского древа, дети перестанут уходить за горизонт…» - грустно говорила малышу рассказчица .
Она снова о чем-то задумалась, даже не заметив совсем, что на заднем сидении, от ее рассказа, про Люцифера, про детей уходящих к Радуге и про райский запретный плод, мальчик почему-то расплакался.
От ее непонятный слов, мальчик почему-то снова вспомнил Маму. Словна некий таинственный сказочный код, словно страховая нить прикрепленная к сердцу в детстве, вот сейчас напрягалась в нем от ее непонятных слов.
- Но давай вернемся к Ною, о котором ты сегодня вспомнил, - снова предложила она:
- Разве не дорогу по радуге, попытался проложить он, для горстки людей и зверей? Разве не Остров Добра, мир без воинов и боевых крепостей, искал его Ковчег во мгле? - настойчиво спрашивала она
- Как это может быть, Остров Добра, без воинов и крепостей? Нас учили в школе, что с врагами Добра нужно бороться! Для этого и нужны Рыцари, крепости, мечи и оружие. Для этого и изгнали с Земли Люцифера, – удивился мальчик, тщетно пытаясь сообразить, - кто рядом с ним.
- А разве можно построить Мир Добра методами Зла? Разве можно сделать людей счастливыми, делая несчастными других людей? Разве есть во Вселенной, ну, или хоть на Земле, такой успешный пример, малыш? Хоть один островок или город победивший Проклятие силою оружия? Хоть одна счастливая деревушка, в которой люди навсегда покончили со злом, уничтожив тех, кто был с ними не согласен? – грустно спросила женщина.
И Егорка даже вздрогнул от таких понятных слов. Ведь ни кто, после мамы, не говорил с ним так понятно и правильно.
- Нет, наверное. Я не знаю такого города … - робко признался Егорка.
В голове все смешалось, тошнило, сильно хотелось спать. Но теперь, в самом пекле событий заснуть он уже просто не мог.
«Только бы не заснуть! Может быть, в лесу, когда мы приедем, удастся сбежать…» - уговаривал себя мальчик.
- Понимаешь, малыш, не потопа испугались люди Ноя, а фонтанов крови. Когда по совету мудрейшей из мудрейших Мам земли, женщины Евы Дети Небесных Богов вкусили плод прозрения, все они узнали свою наготу. И свои бессмысленные поиски и скитания... Люди стали мудрыми, правильными и расчетливыми. Дети стали собственностью матерей, и те больше уже не пускали их к подножию радуги. Так на Земле начались войны, коварство, жестокость и поиски правильного. Ведь когда ты четко знаешь правду и ложь, ведь тогда зачем тебе Радуга? -
с ощутимой печалью в голосе объяснила женщина.
И от печали, от всего услышанного мальчик чуть не заплакал. Собственная беда, еще недавний страх, как будто отошли назад. Он вдруг представил себе горсту измученных войнами людей изгнанных из собственной Родины. Эту горстку затерянных во мгле Океана непокорных людей, отчаянно ищущих свой заветный и мирный остров…
- Значит! Ноев Ковчег с людьми и животными… Значит этот Ковчег… Шел не через потоки дождя и воды ниспосланные на людей за их грехи, - догадался мальчик.
- Значит Ковчег просто шел к далекой Звезде, унося от вкусивших знание истины братьев, осколки Радуги, - весь дрожа от невероятной догадки, переспросил Егорка.

Он внезапно представил себя на борту Ковчега скользящего по склону Радуги . И детей, голодных, отчаявшихся, таких же, как он. И еще, почему-то отца, вечно пьяную бабку. И своих одноклассников, ненавидящих его за мечты и сказки мамы…
- Неужели все было напрасно? И спасения нет… И Библия, тоже просто слащавая сказка, - судорожно глотая слезы шептал он.
Надвигался рассвет.
Они въехали в какой-то дремучий еловый лес и остановились не то на просеке, не то на обширной поляне…
Женщина выключила мотор, погасила фары, отстегнула ремни и с силой привлекла Егорку к себе.
- Разреши мне тебя согреть, - попросила она.
И когда, подсев к нему на заднее сидение, загребая мальчика волапюку, она замолкла, тот негромко и глухо спросил:
- Расскажите мне Правду. Пожалуйста. Настоящую правду о том Корабле…
- Не боишься услышать то, чего нет? - задумчиво уточнила женщина.
Он отчаянно кивнул во-тьме.
- Я уже говорила тебе про сказку на другой стороне радуги, - сказала женщина:
- Сказку которую упорно искали люди, - едва слышно продолжила она
- Правда, в том,… Что ее там нет..
- Как это нет?! – закричал испуганный Егорка
- Нет. Сказка, это то, что уходит от нас, до тех пор, пока мы к ней упорно движемся. Сказка это вера совсем не в богов, и не в лучшую жизнь наполненную вкусом аппетитных и спелых плодов.
Сказка это то, что движет людей вдоль радуги, уводя от обжитой земли. Помнишь, люди ведь дети Богов. Разве им не свойственно гулять по радуге?
- Гу-у-л-лять по радуге? Поперхнулся изумленный мальчик.
- Просто так гулять? Без всякого смысля? Без знания истины и неправильного?

Дышать Егорке становилось все труднее, болела и кружилась голова. Но эта невероятная история мальчишку так сильно растрогала, что он даже совсем боятся, перестал.
- Но что тогда? Нашли ли люди Ковчега Остров Благодарных сыновей. Сыновей Богов. Остров без войни и страха, без лжи и истины, – весь дрожа от озноба, настойчиво требовал он.
- Потом? Потом, они долго скитались во вселенной, изгнанные с Земли своими же мудрыми братьсями, - усмехнулась женщина.

- А потом?! Потом! - не унимался Егорка, словно войдя от этих невероятных слов, в какой-то экстаз.
- Потом было много всего. Хорошего и плохого. Печального и веселого. Как же без этого, - ласково теребя волосы мальчику, засмеялась женщина.
- Но знаешь, малыш. Люди, выжившие на том Корабле, хорошо усвоили урок.
Мир Весны и Любви, Остров Счастья и Разума, они все-же построили. Там, у другого основания Радуги, - почему-то грустно закончила рассказ женщина.
- Значит, Богоугодные Правидники, выкинули Люцифера во тьму. Вот о чем гласят старинные легенды? Они разрушили Мир, который пытались построить люди радуги! Внушали людям страх и покорность к Хозяину, - взволнованно шептал мальчик.
Смысл, открывшийся ему, почти не укладывался в мозгах:
- Ковчег людей ушедших по Радуге, все-таки нашел свой Остров!
Ему вспомнились сказки. Красивые и немного грустные сказки, которые перед сном, рассказывала ему мама много лет назад.
Тогда, когда в пятилетнем возрасте он начал ходить в детский сад. Маму тогда перевели на какую-то новую работу, - вдалеке от Москвы. И она уже больше не могла забирать малыша с собой в Институт, потому что каждое утро, вместе с товарищами улетала на большом и шумном самолете, куда-то далеко в леса. Туда, где они строили что-то очень важное для людей и страны...
Егорка тогда впервые столкнулся с жестокостью, когда попытался рассказать мамины сказки детям и воспитателям в саду.
Его прозвали Пиней-профессором. Ребята и даже девочки дразнили его просто Пиней, и не желали с ним дружить.
А седая воспитательница, Ангелина Антоновна, часто ставила Егорку в угол, строго приговаривая:
- Терпеть ненавижу этот комплекс избранности. Этот дух Прометея, Икара и Данко, который ты приносишь в сад к нормальным деткам из своей неполной семьи…
...В те прошедшие годы, лишь только мама вернувшаяся домой поздним вечером, забирая из продленной группы, понимала и успокаивание его.
А когда мальчик очень сильно расстраивался, мама сочиняла сказки, про далекий и прекрасный Остров Благодарных Сыновей. Остров вечной весны... Остров добрых людей...
И Егорка засыпал под эти сказки со слезами на глазах. Он ведь был уже совсем не маленьким, понимая, что это только сказки...
…И теперь, странный, загадочный смысл материнских слов, вновь звучал в словах незнакомой женщины, ошеломляя Егорку.
- Значит они, не погибли во мгле! В ледяной пустыне Ада, в которую сбросили их люди вкусившие запретный плод знания истины. Не погибли. Не унизили себя огнем и войной. И вопреки проклятию нашли счастливый и Остров. Остров Благодарных Сыновей! - шептал измученный мальчик, чувствуя, как глаза туманятся от слез.
- Люди ушедшие в Радугу…
Ведь они превратились в демонов! - шептал мальчик, глотая сопли.
- Превратились в Демонов и прошли по Радуге, - всхлипывал от отчаяния он.
Чудовищный оборотный смысл с детства знакомой легенды, внезапно открылся ему другой, запретной и зловещей для людей стороной…
Все смешалось в его душе. Страх. Сомнения и страдания.
Мальчику так хотелось, чтобы это была не сказка!
Чтобы те, отверженные, как и он, вопреки угрозам и страданиям построившие Остров Счастья...
…Чтобы Демоны Люцифера проклятые и изгнанные с Земли, протянули людям Земли руку через мрак отчаяния и пустоту Душевной Бездны...
Внезапно в тишину и полумрак кабины, ворвался чей-то сосредоточенный голос:
- Готовьте мальчика к передаче. Мы уже совсем рядом.
Егорка весь дрожал от напряжения и чувств, бушующих в его сердце.
В порыве невероятной, пугающей надежды, он поднял изумленные глаза на лицо своей похитительницы.
- Но этого же ... Это все, просто сказка! Сказ-ка-а! - не в силах сдерживать слезы, шептал мальчик.
Но женщина смотрела куда-то вверх, за пределы кабины.
Странная и немыслимая надежда, словно луч далекой звезды болью стискивала сердце.
Егорка машинально приподнял глаза туда, куда напряженно всматривалась женщина.
Выше вековых елей…
Выше неба…
К бисеру далеких, равнодушных звезд…
Ох, сколькими тоскливыми вечерами, униженный и побитый, тайком разглядывал он их в свой самодельный телескоп…
Он знал, прочитав в куче книг, - как они далеко...
Далекие и манящие Солнца, веками безразлично взирающие на людей с небес.
На все наши войны, поиски и страдания.
На хаос и мечты, на подвиги и Любовь, земных сыновей.
Ведь люди уже когда-то отвергли их!
И даже изгнали из земных желаний, надменно поместив имена забытых героев, на ночные карты и рисунки далеких созвездий...
Егорка знал, - как далеко от Земли звезды!
Ни малейшего шанса нет у людей, дотянутся до них!
Но сейчас…
Волшебная, Надежда болезненно рождалась в самом сердце мальчика.
Ведь одна из мерцающих звезд в ночном небе, уже начала заметно двигаться.
- Это, наверное, просто спутник, ведь звезды не могут так быстро двигаться, - шептал мальчик не в силах опустить глаза.
Звезда становилась все ярче и ярче, таинственно мерцая над испуганным лесом.
И вместе с этим фантастическим мерцанием, невероятная и немыслимая Надежда расправляла Крылья в его растерзанной Душе.
- Сейчас он понемногу померкнет и уйдет за горизонт, как уходят все спутники и улетают самолеты в небе, - совсем по-взрослому уговаривал себя мальчик.
Но странная звезда продолжала двигаться прямо на них, отчетливо мерцая фиолетовыми отблесками ядерного пламени…
- Что э-это-о? Слуги Люцифера, идут, чтобы утащить меня за грехи матери? За то, что не верил в Бога, и поддался сказке про Люцифера? Меня, как и мамку заберут в Ад?! – до крови кусая губы, шептал мальчик.
Ему казалось, что он бредит.
Что глаза давно умершей матери, взирают на него с небес.
Он смотрел на спускающуюся к ним звезду, оглушающую лес потоками адского пламени вырывающегося из сопел.
На вращение вихря растерзанных пламенем облаков и туч.

Смотрел, на искрящийся разрядами электрических молний, огромный защитный энергетический купол, немыслимым зонтиком накрывший поляну…
- Мама, мамочка! - весь дрожа в робкой надежде позвал Егорка:
- Значит, твои друзья были демонами!?
Казалось, он сейчас задохнется от собственных слез.
- Пускай хоть и в Ад! Плевать! Только бы не на этой, забытой Богами Земле, - шептал мальчик, когда огромный Корабль, в сияние изумительной красоты, завис над ними, потоками неведомых энергий защищая поляну от собственных огнедышащих сопел...
В тумане сказочного наваждения, отчаянно боясь проснуться, смотрел Егорка на этот сверкающий диск, неспешно вращающийся почти над самым лесом.
Казалось, сердце сейчас разорвется и перестанет стучать.
А он все смотрел и смотрел, уже не понимая, спит он, или грезит...
…Егорка смотрел на Корабль отверженных Богов!
Невероятный, могучий Корабль, пронзивший Бездну ради одного полуживого мальчика..
Смотрел и больше всего на свете…
…больше смерти!
…больше потери божественной души, отчаянно боялся проснуться, - чтобы, только это не оказалось сказкой!
- Пускай хоть и в Ад! – отчаянно твердил малыш, слова придуманной наспех молитвы.
Слова своей последней...
... и не мыслимой Надежды!
- Пожалуйста, успокойся. Не плачь, - опять обняла его женщина.
Казалось, и она теперь, больше не знает, что ему сказать.
А по ее щекам почему-то катились изумрудные слезы…
Она обняла мальчика, почти касаясь губами его ушей, стараясь перекричать свист бушующего над поляной пламени:
- Не плачь, пожалуйста. Ведь мы успели! Все уже позади, - кричала женщина сквозь свист.
- Не плачь! Ты уходишь по радуге.

images (13).jpg

Rambler

Сейчас на сайте

Сейчас на сайте 0 пользователей и 3 гостя.