Я знаю. – Салливан кивнул. – Мне, Джонатан, приходит в голову только один ответ. Такие птицы, как ты, – редчайшее исключение. Большинство из нас движется вперед так медленно. Мы переходим из одного мира в другой, почти такой же, и тут же забываем, откуда мы пришли; нам все равно, куда нас ведут, нам важно только то, что происходит сию минуту. Ты представляешь, сколько жизней мы должны прожить, прежде чем у нас появится смутная догадка, что жизнь не исчерпывается едой, борьбой и властью в Стае. Тысячи жизней, Джон, десять тысяч! А потом еще сто жизней, прежде чем мы начинаем понимать, что существует нечто, называемое совершенством, и еще сто, пока мы убеждаемся: смысл жизни в том, чтобы достигнуть совершенства и рассказать об этом другим. Тот же закон, разумеется, действует и здесь: мы выбираем следующий мир в согласии с тем, чему мы научились в этом. Если мы не научились ничему, следующий мир окажется точно таким же, как этот, и нам придется снова преодолевать те же преграды с теми же свинцовыми гирями на лапах. Он расправил крылья и повернулся лицом к ветру. – Но ты, Джон, сумел узнать так много и с такой быстротой, – продолжал он, – что тебе не пришлось прожить тысячу жизней, чтобы оказаться здесь. И вот они уже снова поднялись в воздух, тренировка возобновилась. Сделать бочку вдвоем трудно, потому что в перевернутом положении Джонатану приходилось, летя вверх лапами, соображать, как выгнуть крылья, чтобы выполнить оставшуюся часть оборота, сохраняя безупречную согласованность движений со своим учителем. – Попробуем еще раз, – снова повторил Салливан. – Попробуем еще раз. – И наконец: – Хорошо! Тогда они начали отрабатывать внешнюю петлю. Однажды вечером чайки, которые не улетели в ночной полет, стояли все вместе на песке, они думали. Джонатан собрался с духом и подошел к Старейшему – чайке, которая, как говорили, собиралась скоро расстаться с этим миром. – Чианг... – начал он, немного волнуясь. Старая чайка ласково взглянула на него: – Что, сын мой? С годами Старейший не только не ослабел, а, наоборот, стал еще сильнее, он летал быстрее всех чаек в Стае и владел в совершенстве такими приемами, которые остальные еще только осваивали. – Чианг, этот мир... это вовсе не небеса? При свете луны было видно, что Старейший улыбнулся. – Джонатан, ты снова учишься. – Да. А что нас ждет впереди? Куда мы идем? Разве нет такого места – небеса? – Нет, Джонатан, такого места нет. Небеса – это не место и не время. Небеса – это достижение совершенства. – Он помолчал. – Ты, кажется, летаешь очень быстро? – Я... я очень люблю скорость, – сказал Джонатан. Он был поражен – и горд! – тем, что Старейший замети его. – Ты приблизишься к небесам, Джонатан, когда приблизишься к совершенной скорости. Это не значит, что ты должен пролететь тысячу миль в час, или миллион, или научиться летать со скоростью света. Потому что любая цифра – это предел, а совершенство не знает предела. Достигнуть совершенной скорости, сын мой, – это значит оказаться там. Не прибавив ни слова, Чианг исчез и тут же появился у кромки воды, в пятидесяти футах от прежнего места. Потом он снова исчез и тысячную долю секунды уже стоял рядом с Джонатаном. – Это просто шутка, – сказал он. Джонатан не мог прийти в себя от изумления. Он забыл, что хотел расспросить Чианга про небеса. – Как это тебе удается? Что ты чувствуешь, когда так летишь? Какое расстояние ты можешь пролететь? – Пролететь можно любое расстояние в любое время, стоит только захотеть, – сказал Старейший. – Я побывал всюду и везде, куда проникала моя мысль. – Он смотрел на морскую гладь. – Странно: чайки, которые отвергают совершенство во имя путешествий, не улетают никуда; где им, копушам! А те, кто отказывается от путешествий во имя совершенства, летают по всей вселенной, как метеоры. Запомни, Джонатан, небеса – это не какое-то определенное место место или время, потому что ни место, ни время не имеют значения. Небеса – это... – Ты можешь научить меня так летать? Джонатан дрожал, предвкушая радость еще одной победы над неведомым. – Конечно, если ты хочешь научиться. – Хочу. Когда мы начнем? – Можно начать сейчас, если ты не возражаешь. – Я хочу научиться летать, как ты, – проговорил Джонатан, и в его глазах появился странный огонек.