Елану опять снился кошмарный сон про корабль, который предки выносят на руках из остывающих туннелей. Он снова, в который раз во сне, смотрел, как люди десятками падали под непомерной ношей тяжелого диска. Но они все несли и несли этот тяжелый диск, как несут, сотни крохотных муравьев огромную гусеницу. И теперь, в своем сне, Елан точно знал, что они не успеют…
Он проснулся, как и прежде, после подобного сна весь в слезах. С чувством ужаса, страха и печали на сердце.
Комиссар тормошил его, склонившись сверху:
- Что, опять кошмар? Ты сквозь сон рыдал. Подымайся, уже уходим…
Елан проснулся последним. Заспанная Тара, которая как-то высвободилась из его объятий и отползла подальше, озабоченно, с удивлением смотрела на него:
- Ты меня толкал и что-то бубнил во сне, - объяснила девушка.
Завтрак сухими лепешками с ключевой водой занял мало времени. А затем очень быстро собрали немного провизии, кожаные мешки с водой, прочные веревки и самые чистые лоскуты на случай перевязки раненых. Лесной смотритель дал им небольшую глиняную бутылочку с масляною мазью из целебных трав и змеиного яда, - древнейшее средство для останавливания крови и заживления ран.
- Если они как люди, тогда мазь поможет от ран. Если они как духи, то тогда у них и ран не будет совсем, - убедительно рассудил он, вручая снадобье спасателям.
Настроение у всех было приподнятое. Они чувствовали себя настоящими спасателями. Людьми, от подвига которых теперь, возможно, зависела судьба всего мира, и даже судьба неизвестных им, но безусловно прекрасных и могучих существ…
- А если хозяева Ковчега окажутся хищными и злобными? – не забыв подлить свою ложку дегтя, спросил все тот же носильщик.
- Ты мужик или нет?! Ты себя послушай, что ты несешь! – даже чуть не набросилась на него возмущенная Тара:
- Как же может быть так, чтобы существа, упавшие с Небес, оказались злобными?! – искренне негодовала девушка, даже не заметив, что опять создала для себя хрупкую Надежду и Веру…
Когда Новое Солнце окончательно нырнуло за пики гор и перед восходом прежнего, привычного и красного оставалось около часа мрака, старый егерь поманил гостей на верхний ярус к одной из бойниц. Повозившись с веревками и палочками и, наконец, отодвинув заслонку, он сказал, недовольно показывая рукой:
- Вон, смотрите туда. Видите под вершиной тот едва тлеющий огонек? Это угольки костра. Я думаю, они сейчас спят. Если бы что-то жарили, пламя было бы ярче.
- Спят? Они же Боги! – изумился второй носильщик.
- Боги они или нет, только видно, что мерзнут они, как и мы. И еду на огне подогреть не брезгуют, - отозвался старик скептически.
- Все! Закончили пережевывать домыслы. Вот пройдем вверх по склону, и сами все увидим, - резко запретил спор Комиссар.
- Я…Я к заговоренной вершине… К старинным развалинам, о которых столько темных легенд, не пойду! И вообще, неизвестно, что хозяева Ковчега с нами сделают.., - отшатнулся от бойницы вечно ноющий носильщик.
- Ну, и оставайся здесь, с лесником в Башне. Даже лучше без тебя. Если мы не вернемся, отнесешь в город вместе с егерем по мешку пороха, - безразлично отозвался Ликадью:
- Кто еще не пойдет к вершине? Вы, ребята, идете? Отлично! Ты, Ислон, идешь? Хорошо! Тогда выдвигаемся, - решительно заключил он.
…Из древнего убежища вышли почти в темноте, еще при свете двух смоляных факелов.
- И ты все это видел, знал и молчал? И эту сказочную башню предков.... И порох... И секреты Горбатой Горы... Не рассказал мне, пока я сама не увидела? - с упреком шепнула Тара, Елану уже в лесу.
- А ты бы меня, как идиота, разве, после такого рассказа, навсегда не бросила? – грустно отозвался он, помогая девушке тащить бурдюк с водой.
- Зачем нам столько воды? Этого же на целую артель хватит, - удивлялся носильщик Ислон, тащивший сразу два самых тяжелых бурдюка с водой. Ликадью с Еланом несли относительно легкие мешочки с сушеным мясом, ножи и веревки. Тара почему-то вызвалась тащить третий, небольшой, но и не слишком легкий бурдюк.
- На вершине воды, вероятно, нет. А воды нужно много, если придется помогать раненым, - спокойно разъяснил Комиссар.
Здесь подъем сквозь причудливый низкорослый нагорный лес становился все круче и круче. Комиссар опять не очень хорошо себя чувствовал. Он тяжело дышал и периодически прикладывал руку к груди, словно щупая, бьется сердце или уже нет.