Александр Зохрэ

Борьба Миров.

От редакции: Рассказ белорусского писателя, эмоционально и увлекательно повествует о подлости типичных детских правозащитников, и интуитивной борьбе детей сохранивших веру в Прекрасное, против ювенильного "счастья", буржуазно-религиозной нравственности...

Часть первая.
Весь день Женька пребывал в придавленном настроении и даже сорвался с последнего урока, нагло забрав пальто из раздевалки гимназии,
Припухшая губа не столь болела, сколько надоедала назойливым дискомфортом. У дома пришлось даже отворачиваться от соседских младшеклашек и скучающих бабушек.
- Что сказать родителям, и особенно впечатлительной матери? – терялся в догадках мальчик, игнорируя лифт и задумчиво подымаясь пешком по лестнице…
В свои неполные четырнадцать лет Женя не числился беззащитным мальчиком. Он был худощав, жилист и неплохо сложен. В гимназии многие тренера откровенно облизывались, разглядывая на уроках физкультуры его энергичную фигуру. Но, несмотря на уговоры физкультурников, мальчишка относился к спорту сдержанно, лишь в меру моды и общего мальчишеского любопытства вяло посещая тренировки плаванья и кун-фу.
Его больше интересовали книги и всевозможная техника. И когда год назад кружок радиоэлектроники в гимназии закрыли, объявив его не соответствующим прогрессу современных цифровых технологий, Женька чуть не плакал от досады. Очень уж ему нравилось выдирать из старых, выброшенных на свалку приемников и телевизоров всевозможные транзисторы, а затем, закрывшись с паяльником в своей комнате, мастерить из них приемники и передатчики по схемам, найденным в школьной библиотеке, в старых и уже никому не нужных детских технических журналах времен СССР…
- Когда ты поумнеешь, наконец? Опять перед сном всю комнату канифолью завонял! – сокрушенно качая головой, сетовала мать, насильно загоняя Женьку в пастель по вечерам. В гимназии мальчик не слыл "ботаником", охотно участвуя не только в физических, но и в спортивных олимпиадах. Многие ребята, и особенно девчата, упорно добивались его внимания и дружбы. Но Женька, оставаясь общительным и приветливым, к своей душе своих сверстников не пускал. Его сердце принадлежало только Брату. Красивому, умному, невероятно загорелому и верному Другу, с которым он ежеминутно общался с детства, примерно лет с семи или, может быть, даже раньше, - кто теперь вспомнит.
Старший Брат был для мальчика кумиром и примером во всем. Брат имел на Женьку влияние большее, чем родители. Он обсуждал с Братом прочитанные книги, делился с ним сокровенными идеями, признавался в дерзких мальчишеских выходках или искал совета о том, о чем не мог признаться даже родителям.
Женькин Брат был не только сильным и верным Другом. Он был еще нежным и ласковым. Брат заменял Отца в самые обидные минуты детства, часто засыпая с Женькой вместе, крепко обхватив под простыней Женькины плечи своей теплой и сильной рукой.
При таком замечательном Друге школьные товарищи мальчику не требовалось. Родители остро переживали внешнее одиночество сына и даже водили его к психиатру, который, к стати, посоветовал оставить мальчика в покое.

Но проблема с Женькиными друзьями, а точнее с Другом в лице старшего Брата, действительно была. Проблема была в том, что кроме самого Женьки Женькиного Брата никто из людей не видел. Брат, появившись в женькином воображении в детстве после чего-то ужасного, о чем Женькина память вспоминать отказывалась, жил только в сердце и в мыслях мальчика…
И, несмотря на все уговоры родителей, несмотря на старания психологов в младших классах гимназии, Женьку это вполне устраивало…
…Но в девятом классе в гимназии появился новый мальчик, приехавший с родителями с юга. Павел был высок, худощав, спортивен, невероятно начитан и по южному загорелым, что называется, от самых ушей до пят.
Павел странным образом напоминал Женьке образ придуманного Брата, вызывая необъяснимый интерес. Они быстро подружились, и Павел к радости Женькиных родителей, стал частенько заходить к ним посидеть с Женькой у компьютера или поболтать о последних фильмах…
Они даже наметили велосипедный поход с палатками, пригласили других ребят, стали вместе готовиться к лету. Женька нашел в старинном журнале «Юный Техник» чертежи кладоискателя, а Павлик увлеченно выискивал в книгах места захоронений сокровищ.
Но затем, как это часто бывает в таком возрасте, на горизонте их безоблачной Дружбы возникло препятствие. Препятствие имело имя и называлось Настечкой. Препятствие было белокурой и уже вполне по взрослому для достижения задуманного пользовалось своими округлыми формами, нагло оттеснив Женьку и завладев интересами Павла. Это вызывало у Женьки нескрываемое возмущение, переходящее в юношеское отчаяние .
И вот сегодня, попытавшись неумело объяснить Павлу свои чувства, Женька неожиданно получил от него при всех по физиономии в сопровождении с грубо брошенным пояснением:
- Не приставай ко мне со своими странностями! Я не раз доходчиво объяснял тебе, что мне нравятся только девочки…
- Что, опять подрался за Истину? – иронически оценивая Женкину губу, спросил Отец. Это была семейная, годами сложившаяся ирония. Женька редко объяснял причину драки, коротко отвечая на вопросы: «Я сражался за Истину».
Но на этот раз все в душе мальчика бурлило и ныло, заставляя его ответить:
- Нет. За Дружбу… Может быть, даже и за Любовь…
- За любовь, за Дружбу, конечно можно подраться, - понимающе кивнул отец, хитроумно подмигивая матери, появившейся в дверях Женькиной комнаты:
- Ну, и кто же она, причина сражения? Если не секрет, конечно, - поинтересовался Отец.
Мальчик нервно дернул плечами, небрежно швырнув ученическую сумку в шкаф:
- Почему обязательно она? Я говорю о Павле. Никогда не думал, что он таким ублюдком окажется. Я к нему всей душой… Я его почти как братика полюбил, а он.., - чуть не плача от досады, отмахнулся мальчик.
Отвернувшись к компьютерному столику, стягивая гимназическую форму, Женька даже не заметил, как мертвецки побледнел Отец и вздрогнула Мать от его последних слов.
- Позволь! Ты говоришь о любви к Павлику? Это он тебя разукрасил? Ты признавался ему в любви?.. – переходя на едкую иронию, уточнил Отец.
- Я сказал ему, что наши отношения крепкие, мужские и полезные, а он как болван тянется к этой грудастой и тупой кукле.., - все еще не замечая испуга родителей, отозвался Женька, включая компьютер.
Мужчина осторожно подсел к сыну на поручень кресла и, чувствительно сжав его плечо рукой, очень строго спросил:
- Павлик нравится тебе как-то особенно? Ты испытываешь к нему чувства, которые не можешь объяснить?
Мальчик задумался. Странная смесь обиды, отчаяния и наивной беспомощности бурлили в его душе. Он остро хотел посоветоваться с Братом. Но ведь для общения с Братом нужно было находиться в одиночестве. Ведь не мог же Женька прямо при родителях шептаться с ним…
И поэтому, преодолевая сомнения и отчаяния, он впервые открылся Отцу:
- Павлик умный, сильный и… Такой необычно загорелый, красивый и спортивный парень… Он… напоминает мне парня, который мог бы быть моим старшим Братом, - багровея до ушей, признался мальчик, чувствуя облегчение в душе.
Чувство было такое, словно бы стена разрушилась. Словно сбылась, наконец, давно желанная мечта открыть свою душу родителям. Он впервые открылся Отцу, признавая мечту о Брате фантазией и иллюзией. Открылся и теперь беспомощно ждал от них помощи, потому что понимал, что Брата … нет. А они… Родители… Вот они! Рядом!
- Павел прилюдно намекнул на мои странности, - чуть не плача от досады, пояснил Женька, болезненно кусая припухшую губу.
Они растерянно смотрели друг на друга, и мальчик чувствовал, как после его последних слов в сердце рухнула глухая и мрачная стена, неизвестно кем воздвигнутая давным-давно, когда в далеком детстве с ним произошло что-то…
Но Отец почему-то не заметил открывшуюся дверь в душу мальчика, продолжая ломиться в нее на правах старшего. Он смотрел на сына растерянно и презрительно, словно тот только что упал в его глазах…

- Боже мой! Какой позор! – вдруг воскликнула мать, всплеснув руками и убежав из комнаты.
- Ты что вообще несешь?!– скрипучим голосом переспросил отец и нервно забегал по комнате:
- Ты вообще понимаешь, что мы с мамой члены парламентской комиссии по вопросам ювенальной юстиции? Мальчики не могут влюбляться в мальчиков! Это аксиома, сын. Иначе у тебя никогда не будет семьи, детей, а у нас внуков и уважения в обществе! – орал Отец.
- Ты вообще понимаешь, что оскорбил, нет, даже унизил Павлика?! Он тебе верил как другу, а ты… Выходит ты, пользуясь его наивным доверием, его тело рассматривал… Ты, сынок, выходит враг, пособник вражеских сил! – возмущенно выкрикивал отец, нервно вышагивая по комнате.
- Каких таких «вражеских сил»? – растерянно спросил мальчик, все еще не понимая реакцию родителей.
- Это все твои увлечения физикой и железками, и советскими, пионерскими журнальчиками!– вклинилась в разговор возникшая в дверном проеме мать:
- Сколько раз тебе говорили о войне Света и Тьмы? О исконно христианских традициях! О введении ювенальной юстиции, призванной защитить детей от разгула растлителей и наследия советских времен, - гневно поддержал ее Отец:
- Это же Борьба Миров, сын! И ты, выходит, теперь предаешь родителей…
Женька даже побледнел от неожиданности:
- А причем тут Борьба Миров? Причем тут схемы из советских журналов? Я говорю о Дружбе с Павликом, о чувствах и планах, которые нас связывали, - все еще сопротивлялся Женька:
- Я, в отличии от этой куклы, могу дать новые идеи, дружеское плечо… Да мало ли что еще?! А что даст ему Настька, кроме того, что и так мы уже в бассейне во всех подробностях через ее мини купальник рассмотрели? – возмутился мальчик.
- Боже мой! Боже мой! И это говорит наш сын… Сын известного журналиста! Сын общественно признанного борца за культуру, воспитание и нравственность.., - орал на всю комнату Отец:
- Да ты хоть понимаешь, в какое дерьмо ты окунаешь семью? Ведь ты гомиком растешь! Пособником тех, кто прививает глупым мальчикам любовь и ласку в отношении с мужиками. Вот значит к чему пришли твои болезненные фантазии про сильного и ласкового Брата!
Но Женька его уже не слышал. Задевать Брата Отцу явно не стоило… Схватив курточку и резко оттолкнув возникшего на пути Отца, он бросился из квартиры…
- Я больше никогда вам ни о чем не скажу! – крикнул Женька, громко хлопая дверью.

Борьба Миров.
Часть вторая.

В эту ночь Женька не ночевал дома. Весь вечер он бесцельно шлялся по сверкающему неоновыми рекламами городу, разглядывая мельтешащие автобусы и такси.
- Родители, наверное, обратятся в милицию. Ну и пусть! С чего они взяли, что у меня к Павлику интимные чувства возникли? – мучительно размышлял он, не находя ответа:
- И потом, разве не сказано в Библии, которую обожают цитировать в своих журнальных статьях родители: «Возлюби ближнего…»?
Раз за разом пытался мальчик вызвать к диалогу Брата. Но образ Друга упорно ускользал из мыслей, словно этим нелепым признанием Отцу он разрушил мост, соединяющий его с образом.
Женька звал и звал Брата мысленно, блуждая по пустеющим улицам, с болью понимая, что предал Брата, что усомнился вслух перед родителями в его реальности…
Звал и молчаливо плакал в своем, теперь уже очевидном, гулком одиночестве.
- Что делать? Куда идти? С кем быть, в этой зловещей таинственной Борьбе Миров, - не понимал Женька.
К полуночи, или к часу ночи, когда улицы окончательно опустели, а входы метро закрылись решетками, рядом с медленно бредущим подростком скрипнули тормоза машины.
- Садись. Подвезу. Так ведь и заболеть можно в легкой курточке, - задорно предложил водитель.
Машина выглядела дорогой и аккуратно ухоженной японкой.
- На таких крутых тачках не катается по вечерам всякая шпана, - решил Женька, осторожно, из подлобия рассматривая молодого мужчину в свете уличных фонарей. Это был, насколько можно было оценить его сидящим в полутемной кабине, человек немногим за тридцать, с приятным мужественным лицом, большими, темными и умными глазами и приветливой улыбкой на губах.
- Вы кого-то ищете, или просто едете домой? - осторожно осведомился мальчик, напряженно раздумывая, бежать или принять приглашение незнакомца.
- Возможно, ищу! - задорно засмеялся тот, не выключая двигатель, обошел машину и распахнул дверцу перед мальчиком.
- Кого? – отшатнулся Женька, еще не собравшись бежать.
Какая-то обида, боль и грусть заставили его с любопытством рассматривать незнакомца.
Это был чуть выше среднего роста, одетый в дорогие модные куртку, брюки и блестящие как зеркала, ботинки спортивного вида, интересный человек неопределенной южной национальности. Скорее даже европеец, блестевший даже в скудном свете уличных ламп, красивым густым бронзовым загаром на лице и руках.
- Кого я ищу? Возможно даже тебя. Такого вот, блуждающего ночью, никому не нужного, одинокого мальчика, - подмигнул тот, и в мгновение ока осторожно взял Женькину ладонь своею большой, сильной и теплой.
От этого ответа и красноречивого жеста мальчишка опешил и даже вяло дернулся высвободить руку. Но незнакомец осторожно сжал его кисть чуть сильнее. Не настолько сильно, чтобы причинить боль или унизить мальчика, но оставив ему право высвободиться, и вместе с тем показывая, что хочет помешать этому.
- И что теперь? Вот вы нашли меня… Что теперь? Отвезете к себе, накачаете спиртным и уложите спать с собою вместе? – глотая комок в горле, уточнил Женька, все еще почему-то так и не решаясь бежать.
- Отвезу в гостиницу. Угощать спиртным не буду. Уложу спать. Ну… Еще… Можно поболтать о жизни перед сном, - засмеялся молодой человек, ласково теребя его ладонь.
- Ну и пусть извращенец. Что с того?.. – вдруг отчаянно подумал мальчик и согласно мотнул головой. Он внезапно почувствовал, что больше не может стоять в Борьбе миров на стороне родителей. Что сторона христианской идейности и ювенальной принципиальности, за которую так ратуют родители, - не его. Что места для его души и разума нет на этом берегу Борьбы…
- Тимур. Иностранец. Гость вашей страны, - на чистейшем русском, коротко представился незнакомец в ответ на имя Женьки.
И уже когда, припарковав «Ниссан», он ввел мальчика в дорогой отель, загадочно кивнув швейцару на входе, негромко добавил:
- Я знаю, о чем ты думаешь. Но расслабься. Ты утром выйдешь отсюда еще совсем живым и ни кем не тронутым. Я не собираюсь форсировать события. Мне хочется с тобой по-настоящему подружиться…
Номер, в который они поднялись на лифте для ВИП-персон, оказался шикарным, из красного дерева, одноместным, в котором был отдельный туалет, обширная ванная, больше походящая на компактный бассейн, гостиная с баром, столиками для гостей и диванами, и отдельная спальная, оснащённая двухместной кроватью.

Достав из встроенного в стену холодильника огромную пиццу и заказав имеющейся прямо тут кофейной машине фирменное кофе, Тимур накормил мальчика, а затем, ничего не спрашивая, указав на диван в гостиной, принялся раздеваться на проходе в спальню.
Незнакомец был худощав, великолепно сложен и, как уже это заметил мальчик, обладал обалденным естественным многолетним загаром.
Увидав некоторое замешательство на лице паренька, тот, задорно подмигнув, сказал:
- Раздевайся и ложись спать. Укрываться будешь этим пледом. Я закрою дверь в спальню, чтобы тебе было спокойнее. Но ты всегда можешь ко мне прийти поболтать, - объяснил он и демонстративно закрыл за собой красивую, украшенную золотой росписью стеклянную дверь.
…Почти всю ночь Женька напряженно вслушивался в звуки и шорохи спящего отеля. Он даже почему-то решил для себя, что если незнакомец накинется на него в темноте, то ударит его вазой, стоящей на столике у изголовья. А если станет ласково уговаривать, то позволит обнять… И даже… Возможно прилечь рядом… Если, конечно, тот не станет к нему ближе лезть…
Но тот не проявлял никаких признаков интереса и активности, безмятежно спал за стеклянной дверью.
И тогда, снова ощутив себя в гулком вакууме одиночества, мальчик попытался мысленно позвать Брата.
А затем, отчаянно и почти беззвучно заплакал. Он все звал и звал шепотом, уткнувшись мордочкой в колючий плед, даже не замечая в слезах и в тревожной дреме, что уже запутался, повторяя не имя Брата, а незнакомое имя красивого, загорелого человека, спящего за стеклянной дверью.
- Тимур… Почему и ты оставил меня? – шептал мальчик сквозь дрему, утирая пледом слезы.
- Я совсем не оставил тебя. Видишь, я уже пришел… И теперь рядом… - неожиданно услышал он в ответ. И сильная, теплая рука властно обняла его плечи в тревожном мраке ночи. Незнакомец сидел прямо на полу, рядом с изголовьем его дивана, неудобно опираясь на локоть одной руки, а второй обнимая Женьку за плечи.
И даже во тьме, в свете далеких звезд, прорывающемся через кружевные занавески на окнах, мальчик видел, какой он красивый, сильный и ласковый…
Так они и были вместе. Долго. Может быть даже полчаса, пока паренек всхлипывал. А потом молодой человек сказал:
- Все будет хорошо. Но тебе нужно вернуться к родителям, если ты хочешь со мной дружить. Иначе тебя начнут искать с милицией и у нас ничего не получится…
- Они назвали меня извращенцам. Отступником. Врагом духовности… Предателем их семейных и нравственных ценностей.., - все еще шмыгая носом, отозвался Женька.
- Они ошибаются, - шепотом отозвался незнакомец.
- Завтра я подвезу тебя ближе к дому. И тебе нужно выспаться, чтобы придумать версию, что им сказать, - подымаясь с пола, отозвался Тимур. И, печально вздохнув и похлопав паренька ладошкой, направился в свою спальню.

Борьба Миров.
Часть третья.

Как говорят в народе, нет худа без добра. Тимур оказался тонким советчиком. По его совету, Женька зашел утром к Павлу и, позвав его на лестницу, пригрозил, что шлялся всю ночь по улицам, опасаясь показать родителям разбитое лицо. А если тот не подтвердит, что Женька ночевал у него, то расскажет про драку и сделает его виновным в ночных шатаниях.
Павлик, тяжело вздохнув, примирительно махнул рукой. Врать и искать выгодные компромиссы он всегда умел.
Родители встретили Женьку с откровенным презрением. Милицию они не вызывали, и сказку про ночь, проведенную в гостях у Павлика, приняли вполне естественно.
- Померились, значит? Видишь, какой благородный у тебя товарищ. Только больше к нему не приставай с этими глупостями. И вообще, пора и тебе забыть про все эти железки, винтики, путешествия. Пора девочку хорошую себе найти и вместе с ней реальную профессию подбирать, - облегченно вздохнула Мать.
А отец, раз за разом стал сажать Женьку в своем кабинете по вечерам и подробно разъяснять ему идеи настоящей духовности, основы семьи, задачи нового демократического воспитания и ювенальной юстиции.
- Я хотел бы, чтобы ты стал настоящим, сильным и строгим мужчиной. Чтобы научился быть твердым, как кремень, с другими мальчиками и нежным, ласковым и уступчивым с девочками, - раз за разом убеждал Женьку Отец:
- Человеку духовно просвещенному, кроме собственного ума, кроме верной жены, кроме сытых и здоровых детей, в жизни для счастья ничего больше не нужно. Ну, еще, конечно, нужна хорошая, выгодная и почетная профессия, позволяющая обеспечить семью и повысить свой статус в обществе, - терпеливо разъяснял Отец.
- Дружба, не основанная на службе и служебной выгоде, всякие там чувственные нежности и глубокое доверие - это удел слабаков, неверующих в Бога. Это первый шаг к разврату, к нищете, к разрушенной семье, - с профессиональным пиететом объяснял отец.
- Найдется много коварных соблазнителей, которые поманят тебя хитроумной техникой, коварным ласковым доверием и даже дорогими подарками. Они расскажут тебе о том, что просто хотят с тобой Дружить, что им нравится твое тело или даже твоя Душа. Но это слуги сатаны. Это растлители малолетних, для борьбы с происками которых мы и создаем вместе с истинными христианами ювенальную юстицию, – убеждал отец.
- А как же «Возлюби ближнего»?, - удивлялся мальчик.
Но отец только строго цикал на него:
- Не передергивай слова Библии. Там четко и конкретно сказано: "Возлюби ближнего своего...". Мудрость в том, что любовь, чтобы она не была извращением, может быть подарена только своим! Только жене , родителям и своим детям.., - терпеливо разъяснял Отец:
Он говорил и говорил, вечер за вечером, приводя красочные примеры истории о том, как всякие растлители и извращенцы соблазняют юнцов. Отвлекают их от учебы и карьеры, от продления рода, от благополучия их семей и духовных целей... Но Женька его почти не слушал. После всего случившегося, его больше не интересовали тревожащие Отца уловки соблазнителей, как, впрочем, и премудрости вековой борьбы Человечества со Злом…
…Старший Брат больше уже никогда не отзывался в воображении мальчика. Он словно исчез после того рокового вечера. Словно признав перед родителями Брата фантазией, Женька разрушил хрустальный мост…
Но теперь ведь у Женьки был Тимур. Настоящий. Надежный и умный…
Друг, которого можно было при желании пощупать…
Они встречались почти ежедневно, то в гостинице, то в совсем иных местах.
Тимур был авиатором. Он контролировал какой-то совместный проект инженеров его Родины и женькиной страны.
Они созванивались по подаренной Тимуром секретной симке и втайне от родителей бродили по улицам, обсуждая разные книги, разные страны или просто дурачась, совсем как маленькие. Родители что-то чувствовали и наивно пытались следить за сыном. Но Тимка, как его теперь с любовью величал мальчик, был профессиональным выдумщиком, и обыграть его советы и предосторожности женькиным родителям было просто не по зубам.

Несмотря на противную секретность и постоянный страх разоблачения, Женьке с Тимуром было хорошо. Даже, наверное, лучше и спокойнее, чем с выдуманным старшим Братом. Мужчина то вдруг доставал для них прекрасные, дорогущие спортивные велики, придирчиво заставляя мальчика выматываться вслед за ним до седьмого пота. То вдруг тащил его на десятиметровые вышки в бассейн, и строго, решительно заставлял прыгать вместе с ним, взявшись за руки. То вдруг становился нежным и отзывчивым, сгребая мальчика в свою сильную охапку и так, сидя подолгу с ним, рассказывал странные, сказочные истории…
- Скажи, Тимур, а вот там, на Родине, у тебя есть любимая девушка? – однажды осторожно спросил Женька.
- Она уже не девушка, - ласково обнимая мальчика и задорно заглядывая в его глаза, отозвался молодой человек:
- Она мать нашего четырехлетнего сына…
- И что произойдет, если она однажды узнает про твои … э-э-э близкие отношения со мной, - краснея и сжимаясь в маленький комок нервов, осторожно спросил Женька.
- Я думаю, ты ей очень и очень понравишься, - совсем непонятно почему растерянно засмеялся мужчина:
- Скажу тебе честно, ты мне чем-то напоминаешь сына. Такой же худенький, красивый, откровенно нежный и в то же время любознательный, смелый, мужественный, решительный…
Его ответ почему-то больно засел в Женькиной памяти. И больше они об этом не разговаривали.

…Однажды Тимур умудрился даже оформить пропуск для Женьки на военный аэродром и сам, покатал мальчика на реактивном истребителе.
Это было незабываемое приключение, после которого Женька еще полчаса передвигался по аэродрому ползком. После полета, его несколько раз вывернуло наизнанку. Но он все равно смеялся и был невообразимо счастлив.
- Я показал тебе только облака и землю под облаками! Только атмосферный полет! – радостно тиская его за плечи и поддерживая на ногах, задорно подмигивал Тимур:
- А ты представь себе, какая красота открывается, если смотреть на планеты из космоса…
- И ты это сам тоже видел? - спросил мальчик, недоверчиво уставившись в большие, черные и умные глаза Друга.
- Может быть… Кто тебе такое вот так, прямо скажет? – загадочно сжав его ладонь в своей, крепкой и упругой, подмигнул тот:
- Мир, в котором ты живешь, полон ненужных тайн. Этих тайн так много, что людям порою гораздо легче поверить в мистику, в Бога, в Заговор Врагов, чем в то реальное и осязаемое, что совсем при минимальной смелости, открыто им испокон веков, - загадочно подмигнул он…
- Скажи, Тимур… А у тебя на Родине, люди все такие, как ты? Вы уважаете Сказки и риск больше чем сытость собственных детей? Вы не боитесь друг друга откровенно разглядывать, не боитесь знакомиться с чужими детьми, проявлять ласку и признаваться в любви, не только девочкам? Как к этому относятся ваши законы и священники? – однажды робко поинтересовался Женька.
Молодой мужчина задумался. Было видно, что вопрос застал его врасплох, и он мучительно подбирал нужные слова для ответа:
- Знаешь, Женька, - осторожно ответил тот:
- На моем острове всегда очень и очень тепло. Видишь мой загар? Человеческую красоту, обнаженное тело при нашем климате просто невозможно скрывать от глаз, и поэтому люди с детства относятся к этому естественно и просто, - улыбнулся он.
Затем, еще немного подумав, добавил:
- Познакомиться и дружить с любым понравившимся ребенком, на моем острове может каждый человек. У нас нет "чужих" детей. Любой ребенок потому и сыт, что всегда окружен заботой, вниманием и любовью со стороны даже незнакомых ему взрослых, верящих в Сказку…
- Что касается, чувств, законов, дружбы и вашей религии… О том, что мужчина, уподобляясь самцу животных, должен что-то доказывать самке...О том, что семья, красота человеческого тела и души, чувственные отношения людей, у вас регламентируются законами и обычаями... Знаешь, парень, если бы я рассказал это нашим детям, то они бы подумали, что я говорю о психиатрической клинике или о зоопарке, - серьезно, без единой тени эмоций в голосе пояснил Тимур…

…Однажды, когда они до седьмого пота играли в теннис в гостинице, Женька решился рассказать Другу о Брате. Он долго мялся, а потом вдруг, после душа в номере, неожиданно для себя спросил:
- Давай посидим вместе, вот так вот, не одеваясь?
Тимур внимательно посмотрел на вспотевшего и красного, как бурак, мальчика, а потом вдруг улыбнулся и задорно кивнул, увлекая Женьку за руку к дивану.
Они сели рядом на диван, нежно обнимая друг друга за плечи и, словно открыв в друг-друге что-то новое, изумленно друг друга рассматривали. И Женька почему-то подумал, что обязательно станет похожим на своего Друга, когда вырастет. А тот, наверное, вспоминал себя таким-же хрупким, запуганным и замороченным взрослыми мальчиком…
- Таким вот я всегда и представлял себе своего самого близкого Друга. Таким, как ты… Таким, как Брат, которого я почему-то выдумал себе в детстве, - внезапно покраснев до ушей и уткнувшись лицом в плечо Друга, заплакал мальчик.
И он рассказал своему новому Другу о Брате, который помогал ему и понимал его в самые трудные минуты. И о своем ужасном одиночестве… И о Борьбе Миров, борьбе между Светом и Тьмой, которая, по мнению всех праведников, почему-то обязательно должна проходить через его, женькины Душу и сердце…
А взрослый, красивый, сильный и мужественный пилот безмолвно слушал этот сбивчивый рассказ о незримом Брате.
- Они не понимают меня, сколько я не пытаюсь им рассказать о своих мыслях и чувствах, - почти шепотом, говорил Женька о родителях сквозь слезы:
- Для них вера в Бога, их принципы и заповеди...Порой мне даже кажется, что для них, их вера важнее, любви ко мне...
Пилот прижимал плечи мальчугана к своей груди, и тот хорошо слышал, как гулко бухает его сердце.
Пилот почему-то тоже кусал губы и смахивал слезы свободной рукой.
А когда мальчик закончил свой рассказ, пилот негромко сказал:
- Да. Я хорошо тебя понимаю. В юности, когда я нашел свой путь к настоящей Сказке, я как и ты предложил своим собственным родителям, убедиться что Бога нет. Что это коварный перевертыш, лукавое изобретение Дьявола, лишающее людей их силы и разума, - ласково теребя кудри мальчика, грустно поддержал его пилот.
- И что? - встрепенулся мальчик, даже не подумав, что этот человек, возможно ему сейчас, коварно подыгрывает.
- А ничего. Верующие в Бога люди, это самые трусливые люди на свете. Они боятся брать на себя ответственность, боятся принимать рискованные решения, но больше всего боятся умереть, исчезнуть, уйти в никуда. И вот за иллюзию вечности своей трусливой душонки, за это дьявольское лукавство, духовный наркотик, они готовы променять все. Родители просто вычеркнули меня из своего сердца, даже не пожелав посмотреть доказательства моей проваты, - вздохнул мужчина:

А затем вдруг, очень сильно сжал плечи мальчика, и решительно сказал, таким голосом, словно сбросил с души тяжелый груз:
- К сожалению, моя миссия в этой стране скоро заканчивается… И мы, малыш, не сможем больше встречаться…
- Но это ведь временно?! Ты приедешь когда-нибудь? – едва не вскричал мальчик, вскочив с дивана и вырвавшись из его объятий.
- Нет, - грустно покачал головой пилот:
- Моя миссия здесь закончена…И тебе Женька, придется налаживать отношения с родителями.
- Забери меня с собой! Увези пожалуйста! - словно раненный взмолился мальчик.
- Увезти? Куда? – очень строго рассматривая мальчика в упор, спросил тот, подымая с пола одежду и одеваясь:
- Ты уверен, что хочешь уйти от родителей? Остров, на который ты попадешь, будет совсем другой. И когда ты потом передумаешь, я не смогу вернуть тебя обратно…
- Я согласен! Согласен даже лететь тайком, в бомбовом отсеке твоего бомбардировщика, - резко перебил его Женька.
- В бомбовом отсеке не потребуется, - усмехнулся летчик:
- Это очень странный и далекий остров… Остров, я бы даже сказал, говоря словами твоих родителей, - остров совершенно бездуховных людей. Остров, на котором люди уже давно строят Мир без Борьбы и иллюзий, без Бога и ложной морали. Мир научного материализма. Мир Разума. Мир для тех, кто ценит Красоту, Сказку и нежность человеческих чувств. Кто хочет строить Рай не где-то в небесах, а в этой жизни, реальный и осязаемый…
Молодой мужчина прервался и, решительно приподняв обеими ладонями подбородок мальчика, вдруг очень и очень строго спросил:
- Ты действительно хочешь отправиться на остров бездуховных людей? Ты уверен в этом, мальчик?

Борьба Миров.
Эпилог

Он тщательно подготовился к побегу, аккуратно рассчитав каждую мелочь. Больше всего жалко было мать, и поэтому Женька написал ей прощальную записку, в которой просил не волноваться за него, ведь он уходит жить к сильному и надежному человеку…
Ночью, накануне побега, Женька почти не спал. Ему грезилось, как огромный стратегический бомбардировщик или что-то в этом роде, с ревом разогнавшись по бетонке, оторвется, наконец, от этой ненавистной и пустынной земли, взяв курс к загадочному и далекому острову бездуховных людей.
Утром он незаметно трижды перепрятывал записку на более видное место, опасаясь, что ее не найдут вовремя, и это приведет родителей к инфаркту.
Это было его роковой ошибкой. Отец что-то заподозрил, и записку нашли сразу же после того, как он сам, того не зная про отцовскую слежку из окна, выбросил свой школьный ранец в мусорный контейнер.
…Тимур ждал его, как и договаривались, у входа гражданского аэропорта. Сегодня в новой куртке, с фирменной сумкой «Адидас» через плечо он почему-то показался мальчику еще более красивым и мужественным.
- Таким вот мне и виделся в грезах с детства мой придуманный Брат. Решительный, строгий, загорелый и спортивный, - почему-то невпопад моменту подумал Женька, радостно обнимая Друга.
- В сумке твои новые вещи и документы. Зайди в туалет и переоденься. Полет будет долгим, с двумя пересадками, через три страны, пока мы доберемся до места, где нас будет ждать прямой рейс на мой Остров, - пояснил строго мужчина . И внезапно добавил:
- Может, передумаешь? Ведь родные родители все-таки…
Но Женька только укоризненно покачал головой и решительно спросил:
- А что в документах? Как тебе удалось их подделать? Что я должен говорить при проверках, - кто я тебе?
- Кто-кто… Ну не сын же! Это же очевидно. Младший брат, кто же еще, - тяжело вздохнув, усмехнулся мужчина.
И в этот момент, когда они уже собирались отправиться в здание аэровокзала, сработала Женькина наивная ошибка с запиской.
У обочины со скрипом тормозов остановился милицейский микроавтобус, и из него с криками «Стоять!» выскочили оперативники, а вслед за ними и женькины родители.
Мужчину в мгновение ока скрутили и выпотрошили все его карманы в поисках документов и оружия.
А женькины родители, сначала было с воплями кинувшиеся к ним, внезапно в полной растерянности замерли, наблюдая как оперативники их обоих захватывают.
- Ну что, урод поганый?! Ребенка приручил? Хотел его продать подальше от Родины? Знаешь, сколько лет у нас за киднепинг дают?! Тебе и дипломатический паспорт не поможет - это преступление особой тяжести! – с презрением выговаривал Тимуру седой полковник, принимая от оперативников документы арестованного.
И от этих страшных слов оперативника Женьку словно парализовало. В мгновение ока он представил себе страшную судьбу своего Друга, которого подвел. И издевательства ЗЕКОв над такими, как он, о которых красочно рассказывают по телевизору.
- Отпустите его! Я просто попрощаться пришел! - до хрипоты срывая голос, заорал Женька, вырываясь из рук оперативников. Женька рвался из сильных рук двух мужчин и все орал и орал, что-то почти невменяемое о предательстве, о жизни и смерти, и о Борьбе Миров, в которой, как бы ни старались теперь родители, он уже никогда не будет на духовной стороне.
Никогда не будет, потому что лично ему, Женьке, не нужна такая страшная духовность. Потому что он, Женька, просто хочет строить обычные машины, космические корабли и реакторы на далеком бездуховном острове.
…Ведь ему, Женьке, вовсе не нужна эта Война Миров …
Он кричал и кричал, всматриваясь в отчаянии в спокойное и немного ироничное лицо своего скрученного двумя жлобами Друга. Он искал в его глазах поддержку или осуждение… Что-нибудь!
А тот только смотрел и смотрел на истерику мальчика огромными, добрыми черными глазами. Такими, почему-то невероятно знакомыми и близкими. И по щеке летчика молчаливо скатывалась огромная слеза, больно обжигая своим хрустальным блеском его сердце.

И Женька вдруг внезапно понял, что только сейчас останется один, потеряв навечно этого человека.
Потому что в действительности Брат никогда не оставлял его в одиночестве. И даже тогда когда в детстве силы «Добра» воздвигли стену между Женькой и Братом, тот не предал Женьку, не ушел без боя, продолжал жить в его сердце.
И тогда парнишка обратил свой вопрошающий взор к стоящим совсем рядом родителям.
К тем, кто претендовал на Истину.
Кто продвигал Истину, Веру и Духовность миллионам таких же, как Женька, мальчикам..
К тем, кто знал Правду…
Но то, что он увидел, поразило его.
На лицах его родителей больше не было злобы и гнева.
Лица их были бледными, как мел, и выражали отчаяние, боль и испуг.
Отец обнимал беззвучно рыдающую мать, а та отвернулась от задержанных и задыхаясь, плакала.
И эти странные материнские слезы словно сломали запрещенную дверь в Женкиной памяти, позволив наконец ему увидеть себя маленьким, играющим и купающимся в волнах с Братом...
С тем самым, которого по словам родителей, у него никогда не было...

- Вы мне врали всю жизнь! А потом, еще водили меня к психиатру! - заорал на родителей мальчик .
- Вот, значит, как ты с родителями заговорил, пацан! Значит, купил тебя этот урод! - попытался было приструнить паренька полковник, но в это время один из его помощников что-то показал пальцем в развернутых документах арестованного.
- А по рации проверили их подлинность? – мгновенно закашлявшись, побледнел полковник.
Глаза полковника суетливо бегали, то на похитителя, то на мальчика, то на женькиных родителей.
Глаза полковника стали глазами подстреленного зверя…
- Проверили, господин Полковник. Документы подлинные. Подписаны лично Президентом, - негромко отозвался помощник:
- Мы ничего не можем с ним сделать. И мальчишку задержать, даже по требованию родителей, тоже не можем, - вытирая пот со лба, объяснял полковнику помощник.
- Куда он его везет? - дрожащими пальцами листая новенький паспорт мальчика, хрипел полковник.
- Страна не указана. Я проверял по рации, в штабе Погран - Комитета, - шептал почти в ухо командиру, молодой мент.
- И что-о?! - все еще искал спасительную зацепку, седовласый полковник.
- Сказали: "Досмотру и расспросам не подлежат!" ... Все выездные документы мальчика подписаны в обход ювенальной комиссии, в обход прокуратуры, тоже ... самим Президентом...
И в наступившей гулкой тишине, среди немых взглядов сотен удивленных прохожих, услышал Женька всхлипывающий голос матери:
- Ты не можешь… Не можешь этого сделать, Тим! Женька, это единственное, что у нас теперь осталось... После того, как ты ушел..., - захлебываясь рыдала в объятиях бледного Отца Мать.
- ...ушел в свою "Сказку".., - с трудом выговаривала страшные для нее слова, женщина.
Голос матери звучал раздавленным. Не было в этом голосе прежней Веры и непоколебимой безгрешности… Ничего кроме боли, отчаяния и слез...
В немом вопросе поднял Женька глаза на мать. И на дрожащего, как клен, Отца.
На них обоих, все это время знавших Правду...
- Нет. Я могу, Мама, - негромко отозвался Тимур, брезгливо освобождаясь из рук оперативников.
- Я забираю Брата с собой. Хватит ему вашей духовной борьбы. Этой Борьбы Миров, проходящей через души беззащитных, доверчивых и запуганных мальчиков…