(Глава книги Александра Зохрэ "Дети периметра)"

На переменке, шумным стадом отправились в столовую - пить апельсиновый сок с булочкой. Света Берут предложила пари:
- Люди! Спорю, что сегодня опять на второй завтрак апельсиновый с мякотью и булочка с марципаном.
Ребята заулыбались, но спорить никто не стал - итак ясно. На той неделе помогали разгружать целый грузовик с трехлитровыми банками.
В переходе, на пути к столовой Витька нагнал Диму Котикова, чуть не отдавив ему пятку.
Некоторое время не решался окликнуть парня, что-то шумно рассказывавшего двум девчонкам.
Дима был красивым, сильным и веселым парнем - активист, заводила, душа класса.
- Дим! Нужно пообщаться, - наконец решился вмешаться в треп Витька, беря его за руку.
Дима вздрогнул. На секунду запнулся. Быстро свернул болтовню дежурными фразами и покорно отстал от одноклассников.
Мальчики остановились у огромного стекла подвесного перехода, почти на входе в столовую, пропуская остальных ребят.
Несколько секунд Дима в упор разглядывал Витю, словно просвечивая его большими сероголубыми глазами. Затем дружелюбно спросил:
- Что случилось, Вить? Чем я могу помочь?
Они не дружили. С такими парнями, как Дима, редко кто дружит по-настоящему. Он - общее достояние, душа коллектива, заводила и лидер. Всегда первый. Со всеми одинаково вежлив.
Витя давно догадывался, что Димка одинок, нуждается в близком друге, хотя тщательно это скрывает от всех.
- Не знаю, как начать эту странную историю, - мялся Витя.
Димка задорно подмигнул:
- Валяй!
- Что ты думаешь о нашей школе? Говорят, у тебя совсем нет родителей – ты детдомовский. Как ты попал в нашу школу?
Димка нахмурился:
- Школа как школа. Много лучше детдома в котором я жил. Почему это тебе важно? – удивился он.
- В субботу меня с мамой потащили в КГБ. Спрашивали, где учусь, кто мои одноклассники. Стращали. Мать до истерики довели. А потом вдруг - облом. Позвонили директору, и сразу выпали в осадок.
Витя запнулся, не зная, что еще сказать.
- Ясно, – грустно усмехнулся Дима, обнимая Витьку за плечи и увлекая за собой в столовую:
- Как я понимаю, ГБИСты стали проверять твоих одноклассников и тут выяснилось, что я уже давно мертв. Верно?
Витя смущенно кивнул:
- Сказали, ты замерз в лесу, в болоте – когда тебе было двенадцать лет.
Сок с булочками взяли с раздачи молча. Так же молча выбрали крайний столик в углу зала.
- Еще целых двадцать минут до звонка. Слушай, раз хочешь знать, - начал Дима, зажевывая кислый сок сладкой булочкой:
«Мама бросила меня шестилетним в середине зимы в нетопленной избе. Собственно она даже не бросила, а просто ушла за едой и по-пьяни замерзла в сугробе. Все съедобное в доме уже давно закончилось. А из кучки картофельных очистков, которые по совету соседки я набрал для оладьев у колхозной столовой , мамка оладьей не жарила, а варила себе брагу, как она говорила, – лекарство от головной боли. Помню, она много дней пила и валялась на полу в своих старых тряпках. Пару раз я тоже попытался хлебнуть брагу. Я подумал, раз мамке от нее есть не хочется, может и я засну и согреюсь. Но меня сильно вырвало, и больше я не пробовал.
Всю деревянную мебель мы к тому времени либо уже продали, либо сожгли вместо дров. И чтобы растопить снег на воду в старом военном дедовом котелке, мне приходилось отщипывать щепки прямо от бревен дома, огромным топором, который вырывался из рук грозя угодить мне в ноги.
Помню, я тогда разозлился на мамку, даже немного побил ее кулаками вбок. И она, наконец, очухавшись, обещала сходить к механикам на тракторную станцию. Те за ночь, проведенную с ними, давали ей для меня бутерброды с салом и другие невероятные вкусности.
Но мать ушла и не вернулась к утру.
А когда опять стемнело, я забился в ее тряпки и весь, дрожа от дикого холода, начал плакать.
Я не ожидал от мамки такого предательства.
Мне почему-то подумалось, что она давно уже забыла про меня, съела бутерброды, согрелась и хлебает вино вместе с трактористами…
Так прошла еще одна ночь, и к утру я уже почти не чувствовал голода, но понял, что замерзаю окончательно.
Я пытался согреться, поджигая старые журналы и книги, как всегда разложив небольшой костерок прямо на полу посреди избы.
Растопить печь я не мог. Да и дров у нас с мамой уже давно не было.
Но в непротопленной избе все тряпки и бумажки за ночь промокли, и костер на полу только тлел, не желая никак разгораться.
И тогда я пошёл к соседям.
Нас не очень жаловали в деревне.
А мальчишки, особенно старшие, часто издевались, обзывая меня беспризорником.
Пару раз меня хотели куда-то забрать от мамки. Но я все время прятался, защищая ее от упреков соседей, нагло врал, что всегда накормлен досыта, одежду чистую просто не хочу испачкать. И поэтому меня тоже не любили.
Пожилая соседка тетя Клава напоила меня горячим чаем, собрала мне торбочку с конфетами, кусочками колбасы и печеньем, а затем отправила прямо ночью одного идти по дороге через лес в соседний поселок, где находился приют.
Она боялась своего мужика, у которого осенью я украл несколько яиц из курятника и копал тайком картошку на грядках.
А еще, кроме мамки, у меня были Птица и Сказка. Сколько помню себя, жил в ожидании этой Сказки, уединяясь после обид на чердаке среди пыльных мамкиных и дедовых книг.
Там я и научился читать. Там в одном из потертых журналов я вырвал для себя страничку со сказкой, которую всегда потом носил в кармане на груди.
Это была история про страну Авалон. Далекую и прекрасную, где не бывает пьяных людей, и все дети всегда хорошо накормлены.

В свои шесть лет я совсем не знал, что такое Птица. Это было вроде легенды. Вроде еще одной сказки.
Мамка говорила:"Был отец. Сильный и добрый. Он разглядывал звезды в большую трубу и жил в красивом каменном городе, где огни на улицах не выключают даже ночью."
Мамка говорила, что отец вернется за нами на огромной Птице. Он накормит нас досыта. И тогда она перестанет пить, потому что отец не такой, как соседские мужики. Он не станет ее драть в хлеву за кусочки сала и миску с картошкой…
Мама не всегда была больной. Она заболела после моего рождения. Она все ждала и ждала отца, когда он прилетит из города на Птице.
Но отец все не прилетал и поэтому мамка пила. Ведь она не знала, что отец погиб и давно похоронен в своем городе.
В ту холодную ночь, когда мамка ушла за едой в свой последний сугроб, я все брел и брел через лес, останавливаясь только, чтобы поддержать себя очередным печеньем или конфетой из заветной торбочки.
К середине ночи я все-таки как-то добрел до приюта, но настолько устал и замерз, что едва не заснул навсегда, прямо у закрытой двери.
Помню, когда сторож нес меня, обмороженного, осторожно поднимая по узкой и длинной лестнице, мне почему-то грезилась Птица и сильный, добрый отец, прилетевший за мной из страны Авалон.
Ведь, как известно всем мальчикам, Птицы и Папы никогда не забывают своих птенцов и детей. И любая мечта сбывается, если ты веришь в нее и упорно идешь к ней навстречу…
В детском доме меня вылечили, накормили и оставили жить навсегда, потому что мамка замёрзла в снегу, а наш дом сгорел дотла от оставленного мною костра.
В детском доме дети надо мной смеялись, называли рыцарем Авалона. А сердобольные нянечки и воспитательница уговаривали забыть мечту про Птицу, потому что папка давно уже умер в городе, а страна Авалон - это просто старая сказка о короле Артуре и добром волшебнике Мерлине.
Но я им не верил, повторяя о Птице и Папке до слез. Потому что мечта сбывается, только если веришь и упорно идешь к ней.
Я выслушивал их доводы и упорно возражал, что даже если Папка умер, то осталась Птица. И она обязательно прилетит за мной когда-нибудь, если я не перестану верить и ждать…
И они отступали, не в силах разлучить меня с Птицей.
Говорили, что, может быть, так оно и случится однажды, если я упорно верю и не расстаюсь с мечтой.
А потом за меня стала заступаться старшая девочка, Катя.
Прежде она, как и мой Папка жила в большом городе с родителями. Но родителей убили за то, что они не хотели строить страшное оружие и пытались сообщить о нем всем людям на свете.
Катя говорила обижавшим меня мальчикам, что она тоже верит в Птицу, которая обязательно прилетит за нами. Если мы, конечно, будем верить в нее, хорошо учитсья и идти навстречу мечте.
С Катей мы вскоре стали как брат и сестра. Катя научила меня искать тайны в книгах, вместе со мной подолгу просиживая в библиотеке.
Долгими, скучными вечерами после сельской школы она говорила мне про другие страны, про теплые моря с кокосовыми пальмами на берегу, где можно целый год ходить босиком по золотому песку и где не бывает морозов.
Катя объяснила мне, что мир не всегда и не везде такой мрачный и серый, и что где-то живут люди такие же умные, добрые и сильные, какими были ее родители и мой Папка.
А однажды, пожилая библиотекарша сказала нам, что знает, кому нужно рассказать про нашу мечту о Птице. Она пообещала обязательно сделать это, как только вновь поедет за книгами в большой город.
Библиотекарь была пожилой, доброй женщиной вся семья которой погибла сразу после войны, подорвавшись на старой мине.
И она тоже верила в Сказку, говорила, что без Сказки жизнь теряет красоту и смысл…
Но потом случилась беда.
Мы отправились в зимний лыжный поход, и вдвоем вместе с Катей погнались за белкой. Не заметили, как заблудились, приняли за свою - лыжню лесника, уводящую нас далеко в чащу леса.
А потом у Кати сломалась лыжа, и пошел сильный снег.
Помню, мы замерзали в снегу среди промерзших до дна лесных болот.
Ночью ударил мороз, а метель замела все следы. И надежды на спасение больше не было.
Положение было отчаянное. Катя уже спала, безразлично свернувшись калачиком под ветвями огромной елки.
Вот тогда, замерзая в снегу, я впервые увидел Птицу.
Это было как сон, как бред!
Она шла на огромной высоте, бороздя небо треугольником надежды.
Я сразу понял, что это была именно Птица: три далеких мерцающих огонька, одиноко плывущие на фоне звезд.
Я орал, вопил и махал ей руками, словно бы она и впрямь могла услышать меня со своей двадцатикилометровой высоты.
Птица увидела нас, выхватив из ночи своими тепловыми экранами.
Позже я узнал, что ради нас подняли в воздух какой-то аппарат и искали всю ночь, холм за холмом просматривая лес тепловыми сенсорами…
Я не знаю до сих пор, кто был тот человек, которому мы с Катей навсегда обязаны жизнью. Кто-то среди тех обычных на вид людей знал о Школе и сообщил про нас.
Я часто думаю об этом. Если доброй феей была старушка библиотекарь, то как она успела ночью связаться с военными?
Так или иначе, но в ту ночь из болот, из мира пьяных деревень нас вместе с Катей забрал вертолет.
Помню, когда в лучах прожекторов нас с Катей, полумертвых поднимали на борт, я подумал, что сплю и спросил: «Куда летит Птица?»
И услышал ответ: "В твою Сказку малыш, в страну Авалон…"»

Прозвенел звонок, и Димка резко закончил свой рассказ. Он всегда отличался способностью закрыть тему дежурными фразами.
Он поднялся, тепло сжав ладошку Вити в своих руках.
- Вот так, Витя, я и попал в школу. Извини, если было скучно слушать.
Витька вздохнул и обнял парня за плечи.
- Твой рассказ, Димка, был невероятнее, чем я ожидал!
Димка вздрогнул и подался вперед.
- Побежали, Витя! А то на социсторию опоздаем.