- Знаю. Я уже изучал Вашу мораль на истории примитивных культур. У вас считается, что если между людьми одного пола нет тряпочки, и они лежат прижавшись к друг другу телом, то это преступление против нравственности, - так-же шепотом отозвался мальчик, продолжая ухом внимательно вслушиваться в удары моего сердца.
- А скажи, ты когда-нибудь общался так с земным, чужим или родным мальчиком? Ну, как мы сейчас. Например в детстве? Или потом однажды...
- Нет. С земным мальчиком нет. Для нас это бы означало, что я вижу в нем не мальчика а девочку. И даже если бы я так не думал, тот земной подросток, понял бы меня неправильно. Но ведь ты совсем не земной подросток. Верно? - осторожно и нежно прижимая его за плечи, отозвался я.
- Я конечно-же не земной, да и ты теперь, совсем не земной... - задумчиво согласился Велек.
- Ты сделал для меня нечто невероятное, малыш. Я даже не могу это объяснить словами, - кудрявя пальцами его локоны, негромко прошептал я.

Я почувствовал, как у него участилось сердцебиение и, заметно смущаясь, продолжил:
- Помнишь, как ты тащил меня умываться, когда я в первый день перемазался вареньем, объяснял, как всем пользоваться, а еще ... ухаживал за мной, как за маленьким? Помнишь, как играл со мной? Как учил заново прыгать и нырять? Как заставил верить, хихикать с незнакомыми людьми и мечтать о Сказках? Как бесстрашно поднялся со мною в небо на Птице? Как, нарушив закон отдал мне управление, вручив в мои неумелые руки биение собственного сердца? И потом... Как я обманул тебя, разбил Птицу, а затем выносил тебя на руках, окровавленного из под обломков?.. Помнишь?..
- Помню, - тихо прошептал мальчик, сильнее прижимаясь к моей груди щекою.

Некоторое время лежали молча, а я ощутимо стиснул его плечо рукой, и почему-то нежно скользил по плечам и талии второй одонью. Я пытался понять, или скорее даже исследовал чувства, возникающие от ощущения этого хрупкого, гибкого, мускулистого и слегка влажного тела.
К своему удивлению, я не чувствовал ни малейшего эротического контекста, хотя само ощущение этой доступности, доверия и трогательной нежности захватывало и уносило куда-то далеко далеко в туманные времена детства. Наверное туда, где еще маленьким меня пеленала мать и купал отец...
Велеар терпел. И трудно было понять, как он воспринимал мои нежные проглаживания по его плечам, спине и талии. Затем, возможно просто устав лежать на моем костлявом плече, он немного сполз в сторону и улегшись рядом, сказал едва слышно и наивно, как маленький:
- Я всегда знал, что ты вернешься ко мне, папочка. И не важно, что ты ничего не помнишь о своей прошлой жизни... Не помнишь, что говорил мне до твоей гибели, и чему учил. Важно что, мы опять вместе. И мы оба это поняли. Верно?