(Глава второй части книги Александра Зохрэ
"Жизнь на Овалоне"
Часть называется "Охота на дракона")

Из-за набежавших с гор туч стемнело как-то очень быстро. И промозглый, противный дождь заметно усилился, грозя вот-вот превратиться в ливень. К тому же, что бывает совсем нередко в эту пору года п, поднялся сильный ветер, который в узких уличках среди невысоких лачуг с дырявыми плоскими крышами закручивался в небольшие смерчи и вихри, обдавая прохожих с головы до ног отвратительно холодным и пронизывающим душем жидкой грязи.
К счастью, во многих домах уже зажгли масляные коптилки и их мерцающий призрачный свет едва преодолевающий мутные стекла, служил кое-каким ориентиром, чуть-чуть освещая улицу и помогая сохранить лоб в целости.
"В былые времена мастеровые хранили секрет настоящего стекла", - почему-то вспомнил Елан слова старика-свидетеля.
Сам он видел только однажды осколок настоящего, хорошего стекла. К тому же это было не стекло, а осколок зеркала величиной с ладонь. Его хранил, как сокровище невероятной ценности, начальник почтарей. Но не тот, - молодой и кривой урод, - который служит сейчас, а старик, служивший почтарем еще при графьях и короле.
Стекло было во многих местах поцарапанное и потрескавшееся, но, несмотря на это, удивительно прозрачное и покрытое сзади очень гладким металлом отражающим свет лучше, чем вода в луже.
Старик-свидетель, друг Елана, говорил однажды, что стекло прежде выплавляли из специального песка в больших кирпичных печах работающих на древесном угле. А затем его раскатывали специальными валками по шлифованным до блеска гранитным плитам и еще горячим обливали смесью олова и ртути. Так делали зеркала.
Но потом рецепт и инструменты были утеряны. А оставшееся настоящее стекло постепенно разбилось.
То, что делают сейчас на народных фабриках, мутное и серое, как вода в грязной луже, годится, разве что, для бутылей и кружек. Но и то, оно часто трескается само собой...

Совсем рядом, у харчевой лавки, когда мальчик уже собирался было перейти улицу и шмыгнуть к хибаре старика, кто-то больно вцепился в его руку и мертвой хваткой задержал на месте.
- Куда спешишь, девица-красавица, по такому дождю? Небось мамочка три шкуры спустит за то, что шляешься ночью, - прогремел над самым ухом мальчика голос явно подвыпившего молодого мужчины. И Елан сразу узнал голос. Это был сын харчевого распределителя, Кривой Бурка, как его называли за совсем не симметричное лицо и жестокий, вредный характер.
Про кривого в городе ходили разные сплетни. Поговаривали, что он ловил ночами случайных детей, причем без разбора, девочек и мальчиков. А затем издевался над ними, мог избить просто так или заставлял плясать, ложиться с ним в кровать щупать, щекотать и даже целовать друг друга всю ночь напролет.
Говорили даже, что он родился от распутной любви его мамаши к дикарю-варвару, тремя годами позже пропавшей без вести в лесах. Но это, конечно, была уличная страшилка. Елан как-то раз видел пойманного в сетку для диких псов молодого дикаря, которого прямо напротив городской управы выставили в деревянной клетке на показ толпе. Это было страшное и жалкое зрелище. Неразумное, злобное и тупое животное, кое-как владеющее палками и примитивным каменным топором. От такого существа человеческая женщина конечно родить никого не могла...
- Отпусти, Урод! Я не девица, и мамке моей наплевать, где я шляюсь. Что вцепился? Что я тебе сделал? - заорал мальчик, делая отчаянные попытки высвободить предплечье.
Но хватка была мертвой, и мужчина явно не желал расставаться с добычей.
- Я урод?! Ты мальчишка? Ладно. Так даже проще. Тоже пойдет. Я тебе сейчас покажу, кто из нас настоящий урод, - потащил тот Елана в открытую дверь лавки, из которой струился красноватый, колеблющийся свет.
Сопротивляться было бессмысленно. Парень был на полторы головы выше и, хоть не отличался широкими плечами, но всегда хвастался по-пьяни своими звериными мускулами и мощными, как кувалды, кулачищами.
Поэтому, сначала поддавшись и обмякнув, мальчик улучил момент и с остервенением пнул обидчика коленом между ног. Тот взвыл, больше от обиды и неожиданности, чем от боли.
Воспользоваться ситуацией Елан не успел, так как сразу же получил оглушающий подзатыльник. Да так, что искры из глаз посыпались и все поплыло перед глазами, как во сне. Очнулся он уже на скамейке в складской комнате харчевой лавки.
Минуты через три туман в голове рассеялся, и он обнаружил себя сидящим среди каких то тюков, ящиков и куч всякой всячины, которой и занимается харчевая раздатка.
Прямо перед ним на корточках сидел Бурка. Он был почему-то совершенно голый, с намотанным на бедра куском материи вместо штанов. Его противно мускулистое и неестественно жилистое, как у лошади, тело отблескивало в красноватом сете коптилки мокрой от дождя кожей.
"Он что, вот так вот голым под дождем стоял, дожидаясь случайного ребенка?" - машинально подумал Елан, брезгливо отворачиваясь от нагого мужика.
- А ты достаточно приятный лицом, малый. Только весь худой, как кустик после зимы. И дурак безнадежный. Ну, скажи на милость, кто в ночи случайного встречного уродом обзывает? - совсем не агрессивно сказал Кривой, с интересом рассматривая Елана в упор.
Смотреть на его кривое, с выступающими при разговоре зубами лицо мальчику было мерзко, и он болезненно опустил глаза.
Урод Бурка понял это, но совсем почему-то не обиделся, а, напротив, даже от чего-то развеселился и сказал, кривя губы в зловредной усмешке:
- Что, наслушался про меня страшилок? Мол я сейчас тебя раздену и стану в девочку превращать... И ты веришь этому? Ну, скажи, какой человек будет так поступать с ребенком? Мы что, звери? Варвары-людоеды из степей и лесов? Мы ведь люди. Какие-никакие, но люди. Даже если мы кривые, ненужные никому и озлобленные... Все равно мы с тобой, малец - люди. И нам свойственно сострадание.
Некоторое время урод с любопытством рассматривал мальчика и даже осторожно, пальчиками отодвинул меховую куртку с его плеч. А затем, так же осторожно, двумя пальчиками опустив меха, оголил Елана до пояса.
А затем сказал:
- Ты растешь симпатичным мужиком. И плечики у тебя уже есть, у груди прорисовываются и даже мышцы живота сами в ромбики стягиваются. Не то, что я, - бревно бревном с детства. Но худенький и прозрачный ты какой-то. Мамка с папкой что, тебя совсем не кормят? Га-га-га, - засмеялся он, сверху вниз ощупывая руки и ноги мальчика.
- Ладно. Сейчас принесу тебе жрать. Сиди здесь и не вздумай бежать. Не люблю, когда от меня бегают. Побежишь, нос на бок сверну. Ясно? - пригрозил тот и, задевая по пути ящики и тюки с тряпками, ненадолго вышел из комнаты.
Голова еще предательски гудела, и угроза сломать нос показалась мальчику внушительной.
Он не стал давать деру в глухую дождливую ночь, решив выбрать наименьшее из возможных зол.
Вскоре хозяин вернулся с глиняной миской, наполненной дымящейся кашей. Каша была не из коры хлебного дерева, а настоящей, бобовой и по запаху жирно приправленной мясом болотных крыс.
От посудины, которую тот бесцеремонно всучил мальчику в руки, струился такой аромат, что Елан почти сразу забыл про страх, омерзение и туман в мозгах. Сознание сразу прояснилось, а изо рта сами собой потекли красноречивые слюнки.
Честно говоря, такой еды они с мамой не пробовали уже наверное несколько лет - после самой гибели отца.
Глиняная миска была полной и еще достаточно горячей - недавно снятой с огня. Еды в ней могло бы хватить двум Еланам на ужин и еще на завтрак...
- Чего лупишься как недоумок? Жри, раз дают, га-га-га! - мерзко засмеялся мужчина.
- Это все мне? - недоверчиво покосился на обидчика мальчик.
- А что в замен?
- Жри, сколько в пузо влезет. Батя этой каши сколько хочешь наворует. Только мой тебе совет, малец: не гони все сразу в брюхо. С голодухи брюхо сдаст тебя чертям и начнет пытать изнутри. Ясно?
- Ясно, кивнул мальчик, недоверчиво берясь за еду прямо руками.
- Ты потом меня разденешь и как девочку в кровать потащишь? - осторожно спросил он через несколько минут, когда миска заметно полегчала в весе.
- Га-га-га! Какой догадливый, - засмеялся Урод.
- Нет. Не стану тебя раздевать. Я люблю дурачков пугать. И мальчишек красивых, вот таких как ты, люблю от зависти глазеть. А в кровати мне подходят только девки. Га-га-га! - потешался Бурка.
Мальчик недоверчиво отложил опустевшую наполовину миску. В животе приятно бурчало и по телу разливалась полузабытая сытая истома.
Елан вдруг почувствовал слабость и сон, застигающие его врасплох. Все недавнее напряжение, удар, испуг заменились предательским теплом, уютом и умиротворенностью во всем теле. И глаза сами собой слипались.
Урод посмотрел на него, забрал миску с недоеденной кашей, совершенно небрежно поставил ее на пол. А Елана решительным усилием уложил на лавку. Оголил его полностью, властно ощупал везде, не забыв ущипнуть даже там, где Елану не нравилось больше всего. А затем, словно младшего братика аккуратно накрыл, прямо так, голого какой-то пушистой и пыльной шкурой, положив ему под голову его-же свернутую одежду.
- Ты красивый, хотя и жутко худой. Вон сердечко над пузом лупится так, что даже глазами видно. И весь бледный как труп и глаза слипаются. Лежи, спи здесь. Там ветрище и дождь с грязью холодной в лицо бьет. А я пойду девку какую ловить. Неудачка у меня с тобою сегодня вышла. Думал девка ты. Га-га-га, - смеялся Урод удаляясь из комнаты.
Мальчишка подумал, что наверное пора сбежать. Но не смог подняться от усталости и поплыл в какой-то сладкий и теплый туман.

Ему снилось что-то странное, печальное и тревожное. Возможно, это были ожившие в памяти картинки с древней лампы старика-свидетеля, увиденные им в короткой вспышке горящего магния.
Елан боялся своих снов, которые посещали его с детства в моменты одиночества или болезней.
...Большой, красивый и добрый человек спускался вместе с ним по склону холма, поросшего ненормально сочной травой и высоким кустарником. Кусты и деревья вокруг обильно утыканы гроздьями спелых ягод. У человека за спиной большие, красивые, полупрозрачные крылья, сложенные, как у стрекоз. Все было вокруг совсем не так, как должно было быть: яркое, манящее неизвестными красками и пугающе чистое.
А сверху, в прозрачном как озеро небе светило жаркое солнце, - такое огромное и такое невероятно белое, что даже во сне Елан думал что видит Солнце Земли. Он заплакал во сне, потому Солнце Земли. запретное, сказочное и невозможное, всегда вызывало у него боль, тоску и горькие слезы.
Но почему-то он понимал в своих снах, или может быть чувствовал в леденящем душу отчаянии, что это не было Солнцем Земли. И это еще пугало мальчика, заставляло рыдать сквозь сон, потому что даже сквозь сон он чувствовал что видит Альмар. Таким, каким он и должен был быть, - если бы...
Если бы не случилось... Но что?
Человек повторял ему много раз, что-то важное заботливым и печальным голосом. Елан не понимал и не мог запомнить во сне этих слов, зная, что человек с крыльями - его самый лучший друг. Не родственник. Не хозяин. Не Бог, а именно Друг. Настоящий, заботливый и верный... И он упорно предупреждал о чем-то, того мальчишку, которым Елан видел себя во сне... Далекого, потерянного в водоворотах времени, растерянного и испуганного как и он сейчас.
И Елан чувствовал, или даже знал почти наверняка, что мальчика завещавшего ему это сон, уже давно на свете нет. И что это вовсе не он, Елан, а то, давно умерший неизвестный мальчик, спускается по склону во сне...
Они спускались вниз по склону холма, к подножию, куда Елан боялся смотреть даже в этом сказочном сне.
Потому, что там...
Даже в своем странном сне мальчик знал, что смотреть вниз нельзя, а иначе все, во что он верит, все, чему учили комиссары и народные Учителя, - в одночасье рухнет у него в душе.
Там, на равнине, к которой вела тропинка, среди деревьев лежал сверкающий на ярком Солнце металлический диск.
Мальчишка весь напрягся и зажмурился в своем сне. Потому, что несмотря на строжайший запрет и все доводы умных людей, он даже во сне интуитивно знал и понимал, - ЧТО (!!!) там лежит ...
И он стонал сквозь сон, в бессилии пытаясь отогнать видение:
- Все это бред, - стонал мальчик.
- Мы не виновны! Это был обычный и рядовой эксперимент. Мы знали, не могли знать, что сотворим такое, - метался в бреду мальчик.
И страшный сон отступал, как всегда уступая место для второго видения, тоже мучающего Елана с детства.
Елан в деталях знал наперед второй обрывок сна, потому что он навязчиво рвался в его мозг всегда, когда мальчику в жизни приходилось искать ответы на пугающие вопросы. Лишь только отцу, он рассказал о сне.
И тот , испуганно глядя в глаза сына, печально шептал непонятное: "И у тебя это... Это послание... Этот отчаянный крик из прошлого...Но что мы можем сделать? Как нам исправить их ошибку?"
Тяжело дыша, весь в холодном поту, Елан опять и опять переживал видение:
" ...вот они - мужчины, женщины и дети, торопливо бегут длиннющими, высокими и освещенными неестественно белым светом коридорами. Они взволнованы, напуганы и очень спешат. Их много - несколько сотен человек. Они сбились в огромную кучу тел, едва не давя друг друга, подставляя плечи и руки и головы своей непосильной ноше... Они пытаются вынести металлический диск.
Только не тот большой, который лежал у подножия холма, а гораздо меньший. Величиною с хижину.
Елан задыхается чувствуя парализующий страх. Как и в прошлый раз на холме, он панически боится признать, - он знает, ЧТО, они несут. И это их последний шанс исправить все или ... попросить о помощи...
И вдруг...
Что происходит, дальше Елан не способен понять...
Все меркнет и трясет... Все погружается в красный и липкий туман поглощающий людей и туннели...
И зловещие гранитные заслоны величиною с городскую управу, с грохотом опускаются в каменных пазах, навсегда закрывая дорогу назад...
Елан весь дрожит во сне, пытаясь кричать от ужаса и отчаяния которое захлестывает его вместе с грохотом заслонов...
Мальчишка бьется и просыпается весь в слезах.
Он кусает губы что-бы не кричать и даже биться головой об стену, чтобы избавиться от леденящего ужаса грохота гранитных заслонов.
"Они не виноваты... Им просто не хватило времени.. Совсем немножко..." - сам не понимая что несет, рыдает мальчик.

Его тормошит Урод, склонившийся над скамейкой вместе с какой-то обнаженной девкой.
- Что с тобой, малец? Говорил-же тебе, не жрать всю еду сразу, - укоряет его мужчина.
- Приснилось страшное? Ты орал во сне, - говорит заплетающимся от пойла голосом голая девка, попутно тиская руками хозяина лавки в самых непристойных его местах.
- Как орал? Я? - пытаясь окончательно проснуться, трясет головою мальчик.
- Ты. Во сне. Орал, дрожал и рыдал. Кричал, что не успел или не смог чего-то сделать для всех. Что теперь все прокляты из-за тебя, и невозможно остановить проклятие, - кивнул Кривой Бурка, помогая Елану встать на ноги.