(Глава второй части книги Александра Зохрэ
"Жизнь на Овалоне"
Часть называется "Охота на дракона")

"Неужто я проспал в лавке у Бурки всю ночь?" - выходя на улицу, удивился Елан, зарождающемуся в горах рассвету.
Небо, низкие мрачные облака уже подсвечивались на востоке кровавым румянцем. Несмотря на моросящий по утру мелкий и противный дождь и еще клубящийся по закоулкам и ямам туман, становилось заметно светлее, и мальчик неуверенно побрел к лачуге Свидетеля.
Хибара друга находилась почти напротив продуктовой лавки Кривого, на другой стороне улицы, шагах в пятидесяти в направлении болот.
В воздухе висела напряженная предрассветная тишина, и лишь только вдали на окраинах, в трясине что-то приглушенно чавкало и булькало .
"Пройдет еще какой-нибудь час, и эти улочки наполнятся стуком деревянных башмаков и непотребной сонной бранью спешащих на работу тружеников. А пока народ досматривает последние сны, и лишь только я, как дурень, ковыляю по лужам в такую рань", - недовольно подумал мальчик, почти приблизившись к дому старика Свидетеля.
Вообще-то в городе блуждать по улицам в предрассветные часы среди простых людей было не принято. Это дурацкое суеверие сохранилось в народе еще с незапамятных времен, и даже Великая Революция, отменившая все религии и россказни старого времени, не смогла стереть в народе этот первобытный страх.
Поговаривали, что в рассветные часы, когда тяжелые ночные облака снижаются почти до самых крыш городских строений, чтобы потом внезапно превратиться в противный красноватый туман, обнимающий город каждое утро вместе с первыми лучами Альмара, в эти мрачные и тревожные часы над городом в облаках парят драконы, слетающиеся сюда с неприступных далеких гор в поисках загулявшегося ночного странника. Незримо парят они во мраке небес, высматривая на пустынных улицах свою несчастную жертву.
Но это, конечно, были просто обычные россказни.
И хотя Елан верил в существование драконов, на которых охотились и из-за которых, вероятно, погибли родители детей, в подобный ненаучный бред он не верил, старательно отгоняя суеверный страх.

"И вовсе мне не страшно. Просто немного подташнивает от пережора. Говорил же Кривой Бурка не жрать все с голодухи!", - упорно успокаивал себя мальчик шепотом, почти поравнявшись с дверью лачуги.

Косая, скрипучая и местами уже прогнившая насквозь до дыр деревянная дверь была, как всегда, не заперта. Но на этот раз она почему-то была еще и наполовину распахнута и негромко жалобно поскрипывала в полутьме на ветру.
Уже с порога мальчика удивила царящая в лачуге непроглядная тьма. Старик обычно работал по ночам практически никогда не гасил лампаду: он получал масло в неограниченных количествах от судебного чиновника, рисуя ему всякого рода нужные суду картинки.
Пройдя на ощупь вдоль стен к заветному углу и попутно пару раз болезненно ударившись и споткнувшись обо что-то твердое в темноте, Елан нащупал полочку с лампадой и припрятанное за нею кремневое огниво, а затем еще минут пять, чертыхаясь и неуверенно окликая старика, разжигал остывший фитиль лампы.
Наконец, ему это удалось, и комната наполнилась дрожащим красноватым светом.
Елан огляделся и даже охнул от изумления и испуга.
В лачуге царил невероятный бардак. Все вокруг - деревянные ящики с готовыми свитками и еще пустыми пергаментами, нехитрая дощатая кровать, коробки с битыми склянками и даже злобно оторванные от пола деревянные половицы - все валялось тут и там в невероятном беспорядке.
В противоположном углу комнаты, под ворохом измазанных и разодранных тряпок безмолвно валялся сам старик.
Казалось, он был уже мертв - так неестественно и болезненно было скрючено его старое тело.
Подросток с воплем отчаяния бросился к телу друга.
В его душе мгновенно взметнулась полузабытая боль. Та самая, которую он уже столько времени старательно прятал в себе после исчезновения в горах отца.
Еще недавно мальчик презрительно подтрунивал над ним, при случае брезгливо издевался над стариком-рецидивом.
Всем своим видом и репликами показывал ему, что он, молодой представитель нового времени, патриот Великой Народной Революции лишь только из жалости, в снисхождении общается со старым рецидивом.
Но теперь...
Теперь он внезапно понял что опять потерял отца. И если не отца, то какую-то связь с отцом, которая невероятным образом теплилась в его душе, благодаря этой странной дружбе.
- Не умирай! Пожалуйста... Как же я один, без тебя? - отчаянно взмолился мальчик, пытаясь приподнять запрокинутую голову старика.
Тот едва слышно простонал что-то, хаотически негромко откашлялся и немного напряг шею.
Мальчик вдруг прижал голову старика к своей груди и заплакал. Слезы сами потекли из его глаз. Он не плакал с тех самых пор, когда отец, уходя в последний раз отказался забрать его с собой в горы...
Елан плакал судорожно, почти беззвучно глотая слезы и сопли. И его горячие слезы то и дело падали на лицо Свидетеля.
Тот совсем очнулся и неуверенно попытался привстать, беспорядочно дергаясь ногами и руками.
Но это ему не удалось, и мальчик осторожно и заботливо прислонил его к стене.
- Не бойся, не оставлю тебя, глупышка, - негромко прохрипел тот и закашлялся, извергая изо рта кровавую пену и слюни.
Елан бросился к другому углу комнаты, где обычно стоял глиняный горшок с водой. Но обнаружил там лишь только почти высохшие черепки. И тогда, выбрав один из них, самый большой и вогнутый, мальчик рванулся на улицу, чтобы наполнить его дождем.
Пить дождевую воду в городе не рекомендовалось. Особенно по утрам, и во времена, когда пробуждалась Горбатая Гора, отравляя воздух и облака кислым привкусом железа и серы.
Но сейчас...
Сейчас было просто не до этого.
Избитый старик пил воду шумно, то и дело давясь и болезненно кашляя. А затем еще несколько раз посылал мальчика с черепком снова под дождь.
- Кто это сделал? За что? - коротко спросил Елан, когда старик немного очухался.
- Не знаю. Их, кажется, было двое. Они напали сзади и оглушили меня в самом начале ночи. А потом что-то долго искали, периодически добивая меня ногами, - болезненно охая и держась за бок, простонал Свидетель.
У него, кажется, были сломаны ребра.
- Значит... Значит Кривой Бурка караулил меня не случайно! И совсем не случайно завлек в лавку, накормил до сна, а возможно даже подмешал в еду сонное зелье, - мстительно поджимая губы, отозвался мальчик.
- Кривой? Вместе с ними? Стоял на страже? Глупости. Сколько здесь живу, Бурка с отрочества по ночам шастает - девок случайных ловит, - простонал тот, продолжая морщиться и охать.

- Нет? Не он? Тогда кто? - не унимался паренек: - Что они могли искать в твоей халупе?
- Ну, уж точно не ценности и не еду. Этих скорее интересовали тайны, - горько усмехнулся старик, массируя и потирая свое разбитое тело.
- Думаешь, это были агенты Народа? Думаешь, кто-то опять донес на тебя, что, мол, ты в рецидив ударился и что-то от Народа скрываешь? - усомнился Елан.
Ему не верилось, что сейчас, после почти двух десятилетий победы народа, кто-то еще мог интересоваться всерьез старым, раздавленным и уничтоженным стариком-рецидивом.
- Нет, братец. Тут бери посвежее. Это с тобой, с твоими дружками связано. Они про детей несколько раз упоминали, - злобно огрызнулся старик: - Сколько раз говорил тебе: "Нет драконов! Не лезь в это дело. Мало тебе, что отца потерял?"
Елан расстроенно опустился на пол рядом со стариком, взял его руку в свои ладошки и негромко ответил извиняющимся голосом:
- Думаешь это через меня тебя побили? Из-за нашего шара? - растерялся он и тут же прикусил губу, потому-что понял, что проговорился как маленький.
Старик даже охать и стонать перестал, весь напрягся, уставившись на подростка изумленными заплаканными глазами:
- Какого шара? Вы... Вы, как ваши родители... Вы в своем уме? - встрепенулся он.
Мальчик попытался было встать, обратить разговор в шутку, но старик больно вцепился в его запястье своими костлявыми пальцами и потребовал:
- Хватит врать! Рассказывай или убирайся прочь. Навсегда...
Подросток насупился, опустил голову, пытаясь собраться с мыслями. Был момент, когда он уже собирался психануть, вырвать руку и послать старика к чертям собачьим. Кто он ему? Отец? Брат? Сват? Чего лезет не в свое дело, старый недобитый эксплуататор трудового народа?
Но он тут-же вспомнил недавнюю боль в своем сердце, которую ощутил, когда нашел старика "мертвым". Вспомнил и обмяк. Растаял. Опустил голову.
- Мы втроем, с Тарой и ее братцем Маджагом строим новый шар. Маджаг почти взрослый. Он запомнил, как это делали родители, - нехотя признался он.
- Тара и Маджаг, это дети Хвои и Коката? Тех, что не вернулись из гор с твоим отцом? - коротко осведомился старик.
Мальчик хмуро кивнул.
- Дальше. Не останавливайся. Рассказывай. Тебе может не хватить времени, - строго приказал Свидетель, и Елан изумился этой неожиданной перемене в его голосе. Перед ним на полу сидел уже совсем не беспомощный, жалкий старик, а уверенный в себе и властный командир. Голос, его несмотря на хрипы и беззубое чавканье, теперь зазвучал грозно и властно. Такому голосу нельзя было отказывать.
- Что рассказывать? Я же сказал - мы строим шар. А еще большой арбалет, который способен убить дракона, - растерянно отозвался мальчик.
- Дальше. Дальше! - властно требовал старец, цепко удерживая его запястье.
- Дальше? На днях нас выследили и вчера потащили в управу. Там нас допрашивал какой-то странный комиссар. Щуплый такой. Маленький. Весь в прыщах и с сопливым носом. Но потом случилось странное. Он все дело замял и, наоборот, приказал шар строить в тайне от всех . Обещал прислать новую ткань и веревки, - сознался Елан.
- Ликадью. Комиссар Ликадью... Вот оно каким боком все обернулось, - прикусил губу старик.

- Ты его знаешь? Значит это он тебе казнь ночную учинил?! - встрепенулся мальчик.
Старик растерянно посмотрел на него и отвернулся в сторону, словно не заметил.
- Ликадью. Комиссар Ликадью... - растерянно бубнил старик, теребя пальцами руку мальчика.
А затем вдруг резко притянул его к себе, почти к самому избитому лицу и, моргая на него выцветшими старческими веками с выпавшими ресницами, сказал:
- Это еще была не казнь, Елан. Он страшный человек. Дьявол во плоти. И нам всем теперь угрожает смертельная опасность.
- Какой еще Дьявол? Какая опасность? Ты опять бредишь, старик?! Он же нам поручил шар строить. Обещал с материалами помочь. Какой смысл ему нас убивать, а тебя калечить?
- Ему, может быть, и ни какой. А вот тем, против кого он яму роет, смысл есть. И пока они будут между собой отношения выяснять, вас, дурачков, в эту яму закопают, - огрызнулся Свидетель, отпуская запястье мальчика и опять болезненно охая и морщась.

Тот подсел к нему, ласково обнял старика за плечи, как не делал уже давно ни с кем со времен потери отца.
- Если ты что-то знаешь, то расскажи. Я ведь тебе сознался как родному, - тихо попросил мальчик.
- Ох, не надо мне на плечи давить. Видишь, ребра сломаны. Чуть живой я весь, - дернулся тот в ответ. А затем, немного высвободившись продолжил:
- Это древняя история. Я давно хотел тебе ее поведать, только вот не находил удобного случая. Ты ведь все меня за старческие легенды и пережитки прошлого корил, - улыбнулся он:
- Почему произошла Народная Революция, знаешь?
- Что за глупый вопрос?! Понятно почему. Феодалы, хозяева мастерских и прочие королевские лизоблюды эксплуатировали простой народ. Заставляли его работать на бессмысленных шахтах и фабриках ради всякой ненужной роскоши, - возмутился мальчик.
Он даже на секундочку пожалел, что затеял этот глупый разговор.
Вот сейчас начнет рецидив свои прежние, дореволюционные песни петь. А ему, Елану, на старика доносить нельзя. Ведь он друг его. Как на друга доносить? Но и как не доносить порядочному парню из народа?

- Ладно. Слушай, раз не знаешь. Слушай и молчи. Потому как я видать очень и очень плох. Повторять потом у меня не будет сил, - криво усмехнулся старик и начал рассказ:
- Раньше, до революции существовала легенда. Очень старая и странная легенда которую было принято передавать из уст в уста своим детям, как только они становились юношами, - вздохнул Свидетель, тяжело откашлялся кровью и негромко продолжил:
- Где-то там, в горах, есть развалины древнего города. Это даже не столько развалины, а скорее пещеры или подземелья. Именно поэтому его так и не смогли найти. Время засыпало обвалами входы и вентиляционные отверстия. Горные леса скрыли прежние дороги и тропы.
Город назывался Недум. Это была главная крепость, цитадель создателя людей - Демона Люцифера. Место, в котором Люцифер доживал свои последние времена после его изгнания с Земли.
- Что ты такое несешь, старик?! Какой еще Демон - Люцифер? Какой еще Земли? Это же все религиозные выдумки и черные магические ритуалы! - возмутился подросток и даже вскочил с пола, начав быстро бегать по комнате, спотыкаясь о раскиданные везде вещи.

- Мне рассказывать или можно уже помирать? - строго спросил Свидетель опешившего от этих слов мальчика. А затем спокойно, уверенно и негромко продолжил, когда тот опять растерянно опустился на пол возле него:
- Люцифер был одним из богов, создавших на Земле людей. Но потом боги поссорились, нарекли Люцифера Демоном и изгнали с Земли, повелев ему исчезнуть навсегда в черном мраке бескрайней Вселенной.
Люцифер и его верные демоны и какая-то горстка отважных людей выбрали этот мир для волшебного города Недум.
Если верить легенде, в те далекие времена Альмар светил ярким и теплым светом, а на планете, на которой мы сейчас живем, цвели сады, летали птицы и дети радовались вкусным и сочным плодам, которые росли в изобилии, - словно камни, лежащие под ногами.
- Ты говоришь, что Альмар светил белым запретным светом? Словно Солнце Земли? И люди дружили с Богами на равных? И было много прекрасной еды? - кусая губы усомнился мальчик.
- Да, да! Так и было, - вдруг заплакал старик и, кашляя кровью, обнял мальчугана за плечи.
- А потом... Потом Боги, оставшиеся на Земле... Боги, ненавидящие Люцифера за его дерзновенный и отчаянный ум, повелели Альмару превратиться в Ад. Они не могли смириться с тем, что Люцифер и его сторонники, изгнанные с Земли, были счастливы и распространяют по всей Галактике семена непокорности Природе, семена дерзновенного ума, семена братства между людьми, богами и демонами.
Старик опять надолго закашлялся, а потом, наконец, переведя дух, продолжил рассказывать изумленному и притихшему мальчику:
- Однажды с Земли пришел корабль. Жители Недума обрадовались и стали готовиться к встрече гостей. Они были уверенны, что вскоре начнутся мирные переговоры и два осколка великой культуры воссоединятся в мире и любви. Но этот корабль не спешил опускаться на цветущую планету. Вместо этого он направился к Солнцу, к Альмару и взорвал его. Солнце полыхнуло жарким пламенем, выжигая все, что было на поверхности планеты: леса, сады, зверей, птиц и даже людей. А затем, растратив свое тепло, очень быстро угасло, став тусклым и красным, превратив наш мир в этот страшный, болотистый Ад...

Старик еще некоторое время всматривался в глаза остолбеневшего мальчика, а потом вдруг заговорил скороговоркой, задыхаясь и заплетаясь:
- Боги умерли сразу. Они были нежны, как ночные мотыльки. Некоторые люди выжили в той ужасной вспышке, но навечно лишились разума, превратившись в диких и злобных существ, потому что хрупкий элемент, подаренный их телами богами, был разрушен страшной солнечной вспышкой. Только очень немногие из людей, те, кого вспышка застала в недрах подземного Недума, сохранили разум.
Со временем, когда в подземном городе больше оставаться было нельзя, люди вышли из него и построили в долине среди гор этот город.
Век за веком, тысячи лет подряд люди цепляются за жизнь в этом Аду. Но это очень сложно. Не хватает пищи и знаний. А за горными хребтами, там где климат немного получше, обитают жестокие племена человеко-зверей, - вздохнул старик и замолк.
И мальчику вдруг показалось, что он умер. Теперь уже навсегда.
- Старик! Старик! - в отчаянии заорал он, тормоша и дергая умирающего за плечи.
- А? Что? - судорожно вздрогнул тот, открывая глаза.
- Что случилось потом? Почему произошла Революция? - вытирая слезы, попросил мальчик. Ему уже было все равно, что слушать, лишь бы только старик не умирал.
- А-а-а, ты об этом, - прохрипел старец и, собрав последние силы, продолжил:
- За прошедшие многие тысячелетия отчаянной борьбы с природой мы растратили все прежние знания. Потеряли гордость, веру в себя и навыки. Слишком много сил уходило на добывание еды, тепла и производство простейших вещей, необходимых для жизни. Человек который должен работать за еду и ночлег, неминуемо теряет душу, ум и превращается в животное... Обучать детей культуре и знаниям в этом мире было немыслимо. И поэтому знания сохраняли только избранные, те кто с детства тянулся к знаниям. Из таких людей состояли касты хозяев, выбирающие раз в двадцать лет себе короля.
Все остальные люди, кто не проявлял с детства особых талантов к знаниям, вырастая, становились рабочими или крестьянами. И они должны были просто делать то, что им говорят.
Но со временем, когда население города увеличилось, а еды становилось все меньше и меньше, низшие касты стали подымать безумные восстания.
Они не понимали, зачем производить всякие ненужные для обычной жизни вещи и постройки. Затем высшие касты отбирают умных детей в школы и обучают их сказкам и знаниям, не имеющим ничего общего с добыванием еды.
Главной целью таких восстаний было распределение пищи и собственности. Все остальное для восставших людей не имело значения и мешало им построить справедливый народный мир.
Каждое такое восстание неизменно отбрасывало людей все дальше и дальше в дикость. Разрушались и ломались с трудом построенные станки и башни наблюдения за звездами. А людей хранящих настоящую магию знания, часто убивали простолюдины. И когда окончательно победила Народная Революция, были уничтожены все те знания и предметы, смысл которых народ не понимал...

Старик ненадолго запнулся, откашлялся кровью, а потом еще некоторое время что-то невнятно шептал на руках у Елана.
Когда он совсем затих и перестал дышать, мальчик аккуратно положил еще теплое тело на грязный пол лачуги и, едва сдерживая слезы, закрыл ему остекленевшие безжизненные глаза.
- Что же ты мне хотел сказать про комиссара? Как Ликадью связан с этой странной легендой? - прошептал он, поднимаясь с пола и задувая фитиль лампады.
Плакать он больше уже не мог. Слезы кончились. Голова кружилась и гудела, как колокол.
На улице уже было достаточно светло и отовсюду из лачуг вдоль стен семенил по грязи и камням зевающий трудовой люд.
На душе было холодно и пусто. Словно он, Елан, осиротел только сейчас.
Мальчик поежился и неохотно поплелся в сторону своей улицы. Он едва сдерживался, чтобы вдруг не завыть как побитый пес.
"Вот еще один... очень близкий человек ушел... Ушел, рассказав мне еще одну дурацкую сказку...", - думал мальчик, почти не обращая внимания на пинки и грубость прохожих.