Витька весь встрепенулся от удивления:
-Значит осушение болот Полесья, о котором говорят столько лет, просто обман? Маскировка атомного полигона?..
Девочка презрительно хмыкнула и продолжила свой рассказ.
« Может, они и осушали что-то еще вокруг для прикрытия, но у нас в городке многие болели и потом умирали от неизвестных болезней.
В поликлинике, единственной в городке, никогда не называли диагноз. Это называлось осложнениями после гриппа, или затяжной гнойной инфекцией, или хроническим пищевым отравлением.
Мама была врачом и понимала, что мы тоже однажды умрем.
А уехать мы не могли. И никто не мог. Ни военные, ни гражданские. Бегство каралось как измена Родине.
Поговаривали: в городке живут только штрафники, собранные со всего Союза.
Мама вроде тоже однажды проштрафилась - у нее умер знатный пациент, большой партийный чин.
Так мы и жили в этом городе: ходили в школу, смотрели телик по единственному московскому каналу, читали книги о большом, прекрасном Союзе и ласковом Черном море, до которого никогда не могли добраться.
Мама говорила: «Не верь, дочка, что в СССР рабства нет».
Дети в нашей школе тоже иногда болели и потом отчислялись из школы.
Это называлось переводом вслед за родителями в другое место.
Но мы, дети, по выражению лиц взрослых чувствовали, что это было за место…
Сколько себя помню, я всегда сильно отличалась от других детей. Еще в детском саду я сбежала из городка и долго шла лесами и рощицами вдоль какой-то реки, пока не уткнулась в колючую проволоку и военный пост.
Я услышала, что реки всегда впадают и море, и очень уж хотела вырваться из городка, увидеть белый пароход на синих-синих волнах...
В школе я решала задачки раньше всех, а потом тайком листала журналы и читала книжки, которых всегда носила в ранце огромное множество.
Учительница все вздыхала, говорила, что если-бы не военный режим городка, отправила бы меня учится в Москву, куда отправляют всех способных детей. Но мы с ней обе понимали, что этого никогда не случится...

Когда у соседки умер муж, а потом и сама тетя Валя, их сын, 11-летний Стёпа остался совсем один. Дети из нашего городка в интернаты не направлялись. Об этом шептались все. Мама решила спасти Степку, взять его к нам.
- Вот умру я скоро, а у тебя родная душа, братик останется, - говорила мама, вздыхая.
Я возмущалась ее словам, но мать отворачивалась и украдкой смахивала слезы.
Стёпка прожил у нас совсем недолго. Мы даже как следует не успели с ним сблизиться. Он всего дичился и никак не мог отойти от смерти родителей. Пропускал школу, целыми днями игрался дома с оловянными солдатиками и машинками, подаренными ему его отцом.
Мы с мамой тщетно пытались его отогреть. Ходили вместе в лес. Читали вслух книжки. Обещали когда-нибудь поехать на Черное море.
Но он упорно дичился и хмурился.
Зимой мама заболела. У нее воспалились лимфатические узлы, и она громко стонала по ночам.
Мама позвала меня на кухню и сказала строго: «К весне я умру. Это рак. Но никому не говори. Я попробую продержаться до весны. А там, бери Степку и бегите в Минск. Еще лучше - в Москву. В большом городе легко затесаться в любой детский дом».
Мама продолжала упорно ходить на работу, делала вид, что устала, простудилась, страдает давлением.
Она все чаще закрывалась в туалете, и я иногда замечала на полу крохотные брызги запекшейся крови…
Стёпка тоже все понял и стал на нас обоих косо посматривать.
В середине февраля мама однажды не смогла подняться с постели. Собрав все свое мужество, она позвонила на работу и сказала, что у нас в семье грипп.
«Нужно продержаться до оттепели. Февраль месяц короткий!» - говорила мама слабеющим голосом: «А потом бросайте меня, забирайтесь под брезент грузовиков и бегите подальше!»
Мама не пускала нас в школу, изображая грипп. Припасы макарон, крупы и картошки с тушенкой в огромных армейских банках таяли на глазах.
Две недели мы голодали, стараясь растянуть надолго имеющиеся в доме продукты.
Больше всего мы боялись, что кто-то из школы или с маминой работы придет нас проведать.
Мама по телефону нарочито поругалась со всеми, включая директора школы, - обозвав пожилую женщину детоненавистницей.